Николай Николаевич, недолго думая, с неожиданной силой запустил в братьев–санитаров сразу двумя стульями и, пока они уворачивались от летевшей в их сторону с убойной силой мебели, опрокинул стол на собравшегося было подняться со своего места врача: тот обладал хорошей реакцией, вероятно, необходимой при его профессии, но все же не успел — стол вдавил его в сиденье и опрокинул на пол, в угол; краткий миг было видно, как он скривился и побелел.
— Бежим, говорю! — снова проорал Николаше его совершенно поразительный спутник, — Вы чего ждете? — и метнулся к двери. Дорогу ему, однако, успел заступить один из очухавшихся «братьев» — нерыжий; рыжий по–прежнему сидел на полу в углу и делал вид, что никак не может подняться. Подоспевший Николаша по наитию боднул нерыжего головой в живот, тот согнулся. Дверь оказалась свободна.
— Бежим! — в третий раз возгласил Николай Николаевич и ринулся прочь из кабинета. Николаша, отцепившись от продолжающего хватать его за одежду нерыжего, и споткнувшись о валяющийся стул, поспешил вслед. «Что происходит?! — металось у него в голове, — Теперь рассуждать некогда… Удирать, похоже, и впрямь пора… Потом…»
Выскочив в коридор, они помчались к лестнице, провожаемые изумленными взглядами ждущих своей очереди других пациентов. Задержать их, к счастью, никто не сообразил — так быстро промчались они, преследуемые лишь отстававшим на десяток шагов нерыжим, который несмотря на остроту ситуации и полученный удар (он все еще держался за живот), бежал за ними все с тем же, совершенно безмятежным выражением лица — будто на тренировке. Николаша, оглянувшись перед тем как выбежать на лестницу, даже опешил: «Они вообще–то живые, или нет?!» — но задумываться сильно было некогда: стали ступеньки считать. Николай Николаевич успел первым — просто уселся на перила, как второклассник, и в два приема скатился вниз, в очередной раз поразив своими разнообразными способностями и хорошей формой; на четверть секунды задержался внизу: — ну что вы там? — и уже стремился к выходу. О том, чтобы забрать свои вещи, опрометчиво сданные в гардероб, мечтать теперь не приходилось.
Единственной, кто не растерялся при виде всего этого дичайшего беспорядка, вовремя вспомнив свой долг и расторопно встав на его защиту, оказалась именно гардеробщица. Неприступным бастионом, каменно–могучая, как все гардеробщицы всех лечебных учреждений, встала она на пути подозрительных пациентов, дабы вернуть их в целительные руки медицины. Однако интеллигентнейший на вид Николай Николаевич, всегда отменно вежливый — вероятно, и перед тараканом извинявшийся, прежде чем прихлопнуть его туфлей — ни секунды не раздумывая и не замахиваясь, засветил бедной женщине кулаком прямо в глаз. Весовые категории их были неравны, и законы физики сделали свое дело — Николай Николаевич сам отлетел назад, уступив подбегающему нерыжему драгоценные мгновения; тем не менее, своего он все же достиг, так как гардеробщица, схватившись за глаз рукою и заголосив, на какой–то момент открыла им дорогу. Ни слова более не говоря, Николай Николаевич вновь схватил подоспевшего виновника всей неразберихи за руку и бегом потащил к выходу. Рассвирепевшая и уже оправившаяся от первого изумления женщина стала было поворачиваться к ним всем своим, похожим на небольшую танкетку телом, чтобы покарать за неслыханное злодейство, но в этот момент на нее с разбегу налетел нерыжий, поскользнувшись на мокром от весенней слякоти полу. Оба сплелись как бы в страстном объятии, вернув беглецам заимствованную пару лишних секунд.
Дежурный, моргая глазами и забыв во рту недожеванный бутерброд, наблюдал из–за своего барьерчика никогда не виданную им за всю его долгую дежурную жизнь картину: по лестнице, со второго этажа, с вытаращенными от ужаса глазами возвращались впущенные им недавно неустановленные пациенты невропатолога, причем один из них — видом постарше — по перилам; неустановленных пациентов преследовало лицо в халате санитара, также неустановленное — дежурный ранее никогда его не видел. Пациент, что постарше, неожиданно для всех нанес оскорбление действием вставшей на защиту порядка гардеробщице Наталье Николаевне путем удара кулаком в глаз, после чего скрылся со своим младшим сообщником с места нарушения, преследуемый подозрительным санитаром. Придя в себя от изумления, дежурный устно посочувствовал гардеробщице, направившейся в сопровождении медсестры в процедурный кабинет, прикладывать к глазу холодный компресс, дожевал бутерброд, вздохнул, вытащил лист бумаги и, несколько подняв жидкие свои брови, принялся крупными детскими буквами составлять рапорт. Дело это было ответственное, не скорое — что там ни говори, а пропустил–то подозрительных лиц в лечебное учреждение он, дежурный. Минут через десять, однако, из–за его плеча протянулась рука — дежурный поднял глаза — врача–невропатолога. Тот, отчего–то болезненно скривившись, молча выхватил исписанный лист, аккуратно порвал и также молча удалился, унеся обрывки с собою. Дежурный не знал, что и думать.