Беглецы вылетели в дверь, чуть не сбив при этом с ног еще кого–то входящего, и, по–прежнему преследуемые нерыжим, бросились наутек уже темнеющими под нависшим, по–особенному пасмурным небом дворами. Тут настала пора знавшему их, как свою квартиру, Николаше показать себя: нырнул вправо, сразу — влево; оказались меж древних, неведомо как сохранившихся кирпичных стен, поросших даже кое–где мхом, запахло сыростью, как в запущенном саду. Выхода из этого темноватого тупичка, казалось, не было, однако Николаша потянул своего спутника прямо в левый дальний угол — там оказался узкий, не разойтись, проход между кирпичными стенами — в глаза им ударил белый луч фонаря, укрывшегося под своим металлическим колпаком прямо напротив прохода. Сзади донеслось сопение и глухой топот по сыроватому грунту — нерыжий, порядочно поотстав, все–таки не прекращал преследования. Рванулись вперед, выбежали в тот же самый дворовый проезд, только чуть подальше. Снова направо. Николай Николаевич стал видимо уставать, дышал теперь тяжеловато, с сипотцой, отставать стал немного — все же над опытом молодость брала верх. Николаша побежал тише, чтобы совсем не загнать его ненароком. Расплылись совершенные уже сумерки. Свернули налево, в тень гаражей, притаились, передыхая.
— Мы — ох — куда бежим? — поинтересовался довольно неожиданно Николай Николаевич — едва отдышался.
— Как куда? — опешил Николаша, — Я думал, вы знаете… — и, не дождавшись ответа, предположил: — Домой…
— Куда ж — домой, — горько вдруг отозвался Николай Николаевич, — домой вам теперь — нельзя.
— Как нельзя?! — ахнул Николаша: — Куда же я денусь? Я не могу…
— Ну, молодой человек, — тихо, но несколько раздраженно ответил его спутник, — что вы такое говорите — чего же ради, думаете, мы с вами эээ… ретировались столь поспешно? Или вы снова со своими знакомыми хотите увидеться — вот, кстати, один из них — там; топчется — нас ищет…
И точно: в гаражный лабиринт, куда они укрылись, доносился звук неуверенных шагов по гравию.
— А… а правда, зачем мы… бежали–то? — догадался наконец задать Николаша, с самого начала, как он теперь осознал, занимавший его вопрос.
— Так, — вместо ответа скомандовал Николай Николаевич, — давайте–ка уходить отсюда, — и снова потянул Николашу за рукав.
Шаги по гравию очевидным образом приближались. Беглецы, стараясь не шуметь, стали плутать в безжизненном лабиринте окончательно сгустившихся теней, чутко прислушиваясь, но поминутно рискуя оказаться нос к носу со своим преследователем. Наконец они уперлись в стену, также кирпичную, однако не такую старую, выкрашенную, вероятно, желтой в свете дня краской.
— Кхм… Куда бы нам… дальше… — как–то очень задумчиво кашлянул Николашин провожатый.
— Да что там думать, — расхрабрился вдруг молодой человек, — полезем? Я вам помогу… — и, недолго думая, сам полез, хватаясь за выступающие кое–где шершавые кирпичи.
Умудренная зрелость осталась внизу, с сомнением на него поглядывая.
Николаша долез до верхнего края… стал подтягиваться… но вдруг, ухватившись за что–то, почувствовал острую боль в ладони — то, за что он сослепу схватился, было — колючей проволокой. Одновременно с этим заорала сирена, в глаза ударил свет прожекторов, послышался лай собак и ругань: охрана тюрьмы — во дворе которой они неизбежно бы оказались, доведи Николаша до конца безумную свою затею — не дремала, оказывается.
Николаша, забыв даже про боль в руке, скатился вниз, едва не сломав себе шею. «Бежим!» — заголосил теперь уже он сам, благо совместными усилиями сирены и охраны создавался такой шум, что это было все равно — и рванулся прочь; испуганный Николай Николаевич еле поспевал за ним. За их спиной раздались предупредительные выстрелы. Дальнейшее превратилось уж в какую–то решительную фантасмагорию: в полной темноте они снова мчались, задыхаясь, не разбирая дороги, перепрыгивая через заборчики, по каким–то подозрительным дворам, оказывались с разбегу на освещенных улицах, один раз были чуть даже не сбиты машиной, не успевшей затормозить перед ними, выскочившими, как черти из темной подворотни; огни вечерних фонарей прыгали у них в глазах, как полоумные, а через минуту беглецы, оступаясь и скользя на поворотах, снова метались взад и вперед по темным закоулкам, где на них, казалось, кидались какие–то чернильные тени, не похожие даже на человеческие — шарахаясь от чернильных теней, снова они выбегали на освещенные улицы, пока вдруг не поняли, что их — никто не преследует. Нерыжий брат вообще исчез, стоило, видимо, лишь только подняться тарараму возле тюремной стены. Все закончилось, и как–то неожиданно — ничем. «Как и тогда…» — мелькнуло у Николаши.