…Николаша поселился в том самом смешном доме, пестром, цветном, если смотреть издали, а если вблизи, то довольно грубо выкрашенном зеленой и грязно–бежевой краской с коричневыми переплетами окон; укрылся в мансардном, странно заброшенном его этаже (будто забытом жадными до квадратных метров горожанами), расчистив и кое–как обустроив соседнюю с Николай Николаевичем комнату.
Первую ночь пришлось провести — на том самом, памятном диванчике; Николай Николаевич указал на него: «Располагайтесь…» — поздним вечером, когда они, усталые и продрогшие, поднялись по узкой лесенке, когда отворили дверь, из–под которой, как обычно, пробивались лучики темно–желтого света (Николаша тогда понял, почему хозяин оставляет этот «вечный огонь» — чтобы не разбить себе лоб, блуждая впотьмах по коридору), когда вскипятили чай на оказавшейся вдруг электрической плитке, когда в ожидании чая выпили по маленькому лафитничку неизвестно откуда появившейся водки, налитой не из бутылки, а из старенького и, правду сказать, не совсем чистого графинчика — вздрагивая, как положено, и от уличного озноба, и от бегущей по пищеводу огненной волны; когда, глубоко вздохнув, закусили случившимися кстати черным хлебом и какой–то подозрительной колбасой, а потом пили горячий чай — с ними же.
— Располагайтесь… — изрядно заблестевшими глазами указал хозяин на диванчик и так хитро подмигнул, что Николаша, также порядком «заблестевший» — от выпитой водки, горячего с холода чая, всего пережитого — весь смешался: — «Знает, — подумал он, — неловко как… Откуда ж он знает?..» Однако предаваться поискам ответа на этот вопрос не стал, а покорно поднялся и двинулся к диванчику, неся из шкафа выданный ему хозяином плед, в который и завернулся, сняв ботинки и улегшись.
Свет Николай Николаевич тушить не стал, только подвесил под абажуром, встав для этого на табурет, какой–то матерчатый колпак, чтобы глаза не слепило. На вопрос медленно покачал головою и, глядя серьезно, сказал: — И вам не советую. Позже, так сказать… поймете. Покойной ночи.
— Покойной…
Оба уснули почти мгновенно.
Утром началось обустройство. Николай Николаевич — которого Николаша про себя вновь стал звать «стариком», хотя и понимал, что это не совсем точно (как вскоре выяснилось, тому было всего сорок пять) — вызвался помогать и теперь с видом гостеприимного помещика объяснял:
— У нас, знаете ли, по части — где разместиться, вопроса не будет: места много — сами видите, — показывал он на сорванные с петель двери.
По счастью, комната, расположенная рядом со «стариковой», была — с дверью, тоже, конечно, незапертой.
— А если еще кто придет сюда–то… поселиться?.. или, это — проверить?
— Никто не придет — не беспокойтесь.
— Почему?
— Ну… Да не нужно это никому — вот даже в самом доме несколько квартир пустует.
— Пустует? Несколько?! — поразился Николаша, привыкший к вечной нерешимости квартирного вопроса в переполненном городе.
— Да… представьте… себе… — прокряхтел Николай Николаевич, отодвигая от стены какую–то пыльную тумбочку, и с интересом за нее заглядывая, — нет, мышами не погрызено… повезло вам.
Николашу неприятно поразила эта мысль о мышах, но вскоре он утешил себя тем, что лучше уж мыши…
— Вот вам на всякий случай мышеловка, — между тем говорил Николай Николаевич, возвращаясь из своей комнаты с мышеловкой, — вот: поставите ее…
— Да, вообразите себе, пустует, — продолжал он далее, как ни в чем ни бывало, — изволите видеть: старики. Живут–живут, да и… уходят — правда, не часто. Я что–то даже и не припомню, когда… в последний–то раз… К счастью, — закончил он чем–то показавшуюся Николаше странной фразу.
— Вот… — помогите - …и дела им до этих, — он пространно повел рукой, — апартаментов решительно никакого.
— Поэтому и дверь не запираете? — понял Николаша, помогая вернуть тумбочку на место.
— Конечно. От кого? — отозвался старик.
— А дети, внуки там?
— Ну! Помилуйте, какие тут могут быть внуки? — весело ответил собеседник, — никаких внуков тут быть не может, им тут делать нечего. Даже они и знать не знают…
«И внукам–то здесь делать нечего… — думал Николаша, — что–то в этом во всем странное — я еще в первый раз почувствовал, здесь будто и время остановилось…» Но решил забыть эти размышления до лучших времен: — «От добра добра… дареному коню…»
— Только вот с удобствами здесь, видите ли, не очень… ммм… я вам потом объясню, что и как, — продолжал тем временем говорить Николай Николаевич.
Устроили Николаше, — временное, временное! — хлопотал его благодетель — убежище: так — элегантная простота. Какой–то тоже диванчик нашелся прямо на месте, и тумбочка рядом. Небольшой шаткий стол и один стул нашли в еще одной комнате, совсем разоренной — даже крайнее стекло в ней было разбито и заткнуто пыльной тряпкой. Второй стул и плед, под которым Николаша провел первую ночь, пожертвовал пока Николай Николаевич. Он же лично и тщательным образом обследовал все предметы обстановки на предмет клопиных пятен и остался доволен: