Прошел час, он поднял глаза от страниц, взглянул на часы: пора бы чем–нибудь… немного… промурлыкал, вспоминая героя любимой когда–то книжки. Поднялся сам, стал заваривать чай: он лично купил знакомую пачку «Здоровья» и теперь, крутя ее в руках, утонул в тумане ностальгии — с грустью, чуть ли не со слезами, вспоминал, как вот так же — заваривал этот же чай, в это же самое вечернее время, у себя на маленькой — троим едва поместиться — кухне, как чаевничал в квартирке на втором этаже старого своего дома… своего… О том, чтобы хоть подойти посмотреть на него, даже речи пока не могло быть.
Грустно покачав головою, Николаша поставил чайник на стол, вынул чашки, блюдца, прочий чайный инструментарий, нарезал хлеб…
Вскоре они с Николай Николаевичем уже сидели за столом и разливали чай по чашкам. Перекинулись парой обычных за столом, ничего не значащих фраз, Николаша соорудил себе и соседу по бутерброду, оба приложились к чашкам… Николашино лицо вытянулось, а Николай Николаевич, сделав еще пару глотков, осторожно кашлянул:
— Кхм… Что–то, признаться, ни запаха ни вкуса… чай что–то у вас, молодой человек, как, с вашего позволения, кастрированный кот… которому, кхм… еще и слабительного дали. Для очищения, так сказать…
И видя недоумевающее и расстроенное лицо своего молодого друга, продолжал:
— Это вы, вероятно, сами покупали? у нас, в магазине?
— Ну да — сам, я ведь вот и раньше его покупал и вроде было ничего… Пил с удовольствием, — отвечал Николаша растерянно.
— А… — название, позвольте поинтересоваться?
— «Здоровье»…
— Вот оно как… — протянул старик. — Мда, шансов заболеть с такого, примерно — как с кипяченой воды, это верно.
— А что же за чай мы, это, у вас–то пили? — поинтересовался Николаша. — Вы–то где покупаете?
— Ну, — хитро заулыбался Николай Николаевич, — я, некоторым образом, знаю места… Кхм… так что чай уж лучше я вам буду пока приносить.
— Ничего–ничего, молодой человек, — продолжал он, останавливая начавшего отнекиваться молодого человека, — не беспокойтесь. Я ведь, — он сделался серьезен, — знаете ли, сам заинтересован в успехе вашей… эээ… так сказать, миссии. Вы, некоторым образом, и мой личный мир можете спасти от такого вот… кхм… — он еще раз заглянул в чашку, — состояния. А то ведь тоже — ни вкуса… ни запаха… — и он вслед за Николашей — погрустнел…
— …так что в обеспечении вас хорошим чаем, — говорил он уже веселее через десять минут, возвращаясь со своим чайником, — я, некоторым образом, заинтересован. Ну-с, разливайте. А попутно задумайтесь над тем, что в вашем нынешнем положении есть и свои, так сказать, плюсы: вот — вы ведь только сейчас настоящий, например, вкус узнаёте…
Николаша, точно — задумался.
Попили чаю, пожелали друг другу спокойной ночи. Он принялся мыть посуду, что было не так легко в бывших творческих мастерских; провозился долго. За окном давно стемнело. Наконец, закончив с посудой, наведя порядок на столе — снова взглянув на часы: — у-у, поздно–то как — он только успел постелить на кургузом диванчике сиротскую свою постельку, как лампочка, непрерывно горевшая у него под потолком по настоянию Николай Николаевича (он уже раз менял ее за это время) — тенькнула — и погасла. Вот тебе на…
Николаша вспомнил, что запасной у него нет. Ох — ну, ведь не идти будить сейчас старика: тот ложился и вставал довольно рано. Света от стоявшего во дворе фонаря проникало в окно достаточно, Николаша подумал–подумал, да и рукой махнул: «Дотяну как–нибудь до утра, ну что в самом деле, как дети — темноты боимся», — решил он; и лег.
И что–то ему не спалось. Вспомнил снова свой злополучный чай… Верно старик говорит, жил я раньше и не понимал, до чего он безвкусен, никчемен. Когда Николай (бармен, за углом, налево… а где теперь тот угол…) рассказывал — даже и не осознавал, что как–то иначе может быть… Осознавал… Так и жизни своей не осознавал… насколько она тоже, если разобраться, была никчемна… безвкусна… А, собственно, почему я так решил? Кто же его знает… А теперь? Теперь — тоже… не знаю… поживем… уви… на этом месте он незаметно задремал.