Пока добрался, на электричке, потом подводу взял, потом еще пешком – стемнело. Вышел, стою один в степи аки перст, только здание этого санатория белеется. Мимо абориген бредет – я к нему: «Скажи, мил-человек, какое сие есть муниципальное образование и где в нем ближайший работающий лабаз?» А он вдруг шапку стаскивает и со всей почтительностью докладывает: «Сие, барин, есть муниципальное образование такое-то, а ближайший лабаз в это время суток у нас токмо за Студеною рекой…» Ах ты ж, думаю. Спустился на берег, зачерпнул в пригоршню – и правда, Студеная река, ох, студеная. И апрель все ж таки, не май месяц… Ладно, делать нечего: разделся, вещички в котомку сложил аккуратно, переплыл, на том берегу оделся, взял чего требуется – и в обратный путь таким же способом. В санатории-то этой, думаю – наверняка одно диетическое. Аккурат к ужину поспел, и так оно, в общем, и оказалось.
Утром являюсь пред светлые очи главврача. А главврач эта вся такая из себя – в общем, Илья бы наш весь затрепетал осиновым листом и пятнами пунцовыми пошел, ну ты понял. Смотрит в мою медицинскую карту так внимательно, а потом и говорит – с вашим, мол, анамнезом предписывается вам посещение плавательного бассейна. А я ей просительно так – хозяюшка, а массаж мне с этим «анамнезом» бесовским, не предписывается часом? И желательно, стало быть, чтоб в руки попасть кудеснице типа вот вас, столь же прелестной? А она так, безо всякой иронии во взоре глядит на меня поверх очков, дескать мол – насчет массажа и прочих тактильных удовольствий это мы с вами позже разберемся. Тем более, что кудесники рукомесленные эти у нас строго в очередь трудятся, тут к кому попадете согласно расписанию, есть и мужеского полу. А пока – попрошу проследовать за мной в помещение водных процедур.
Ладно, вздыхаю, следую за ней в помещение. Переодеваюсь в плавательный костюм, выхожу, готовлюсь уже прямо с бортика сигануть – и тут она как завизжит в ужасе:
– Куда?! Вам с вашим-то слабеньким сердечком – вон, в лягушатник, что до полуаршина глубиной!
Тут я хотел ей возразить, мол, хозяюшка, ну уж какое есть сердечко, уж слабенькое по вашим меркам или нет – а только я вчера с ним через Студеную реку дважды туда-обратно сплавал, и назад цел и невредим вернулся. И, кстати, все на том берегу взятое сразу освоил, о чем вскоре пожалел, но ничего, сегодня на вечер еще раз себе назначил. Но осекся. Не время, думаю, сейчас об этом во весь голос заявлять…
Плетусь за ней, и впрямь – приводит в лягушатник, натурально глубиною в пол-аршина. Опускаюсь осторожно. А она откуда-то шест такой длинный достает и начинает вдоль бортика за мной прохаживаться.
– А это-то еще зачем?
– А это, глубокоуважаемый пациент Евгений Александрович, уж не обессудьте – буду в вас периодически сверху тыкать. Проверять, кабы вы часом от передозировки повышенной сердечной нагрузки не помре. Чтоб, стало быть, от предписанной вам оздоровительной процедуры была польза, а не вышло какого-нибудь вреда…
Ну что ты будешь делать! Только вообрази себе – бассейн этот типа лужи, бабища эта сверху с палкой прохаживается деловито, очками сверкает, а я внизу, плыву кое-как, коленками по кафельному дну шкрябаю как дурак…
– Как кто, Евгений Александрович?!
–…Выхожу как-то вечером из дома. Лето, солнце садится уже, жары нет… дай-ка, думаю, пивка выпью. Иду к ларьку, вдруг смотрю – Димка навстречу идет. Ну, одноклассник мой. Лет десять не виделись, наверное! Ну, заорал ему сразу… – начал Алеша Беркович свой рассказ. Филимонов откинулся и устроился поудобнее. Он любил слушать Алешины рассказы, тем более, что начинались они все, как правило, одинаково. «Если Беркович еще раз начнет с того, как встретил одноклассника, – заявил однажды Илья Муромэц, – то ей-богу: удавлю его собственными руками…» А Филимонову – нравилось.
Ведь и действительно, никакую иную категорию сограждан Беркович не встречал так часто, как своих одноклассников. Да, сказочный путь Алеши был извилист и крут, как трасса для горнолыжной дисциплины «могул». Очень редко он просыпался в том же самом месте, в котором делал это накануне. И иногда даже в том, где накануне засыпал… Но Высшие таинственные силы по каким-то им одним ведомым причинам и резонам благоволили Берковичу в этом вопросе. Он никогда не встречал, скажем, мужей своих многочисленных любовниц, подруг и просто случайно знакомых девушек (ну или никогда не рассказывал). Бывшие сослуживцы, несмотря на богатую трудовую биографию, тоже попадались сравнительно изредка. Но уж зато одноклассники сыпались как из рога изобилия! Складывалось даже ощущение, что в каждом классе (включая музыкальную школу по направлению аккордеона) Беркович отсидел минимум по три года. Ну или он, как и советовали прославленные мудрецы Древности, тот же Морихей Уэсиба, шагал по этой жизни вечным, так сказать, учеником. Что, может быть, рассуждал Филимонов, с философской точки зрения было и правильно.