Кай в засаленной майке-алкоголичке и пузырящихся тренировочных штанах, до того перебивавшийся случайными заработками, а теперь третий месяц и вовсе безработный, лежал на старом диване. Разведенка где-то шлялась, по счастью, отсутствовал и сынок ее, уже к шестнадцати годам вымахавший до ста восьмидесяти пяти, плотно занимавшийся боевыми единоборствами и регулярно в этой связи начищавший Каю физиономию, требуя перестать сидеть на шее у матери и вообще освободить жилплощадь. Кай разгадывал сканворд, мучительно размышляя над вопросом, что же это за «Окончательное завершение фазы строительства жизненных планов ввиду ясного понимания их несбыточности и осознания полного несоответствия мечты с реальностью». Слово «Вечность» никак не вписывалось в оставшиеся пустыми четыре клетки, первая «Ж» по горизонтали.
– Здравствуй, милый! – из последних сил воскликнула Герда, – Наконец-то я нашла тебя! Скажи, ведь мы теперь всегда будем вместе?
Кай нехотя отложил сборник умственных упражнений. Потом встал, подошел к Герде и осторожно обнял ее.
– Ты же понимаешь, милая… – медленно сказал он, – Я тоже тебя люблю. Но мы оба – взрослые люди, у каждого давно – своя жизнь…
И одни только Высшие таинственные силы ведают, скольких седых волос и бессонных ночей стоило тогда Старому сказочнику вытащить из всей этой безнадежности сюжет «Снежной королевы»…
– Сказки, в которых герой ставится перед мучительным выбором «друзья или бабы», следует принудительно прерывать на самых ранних стадиях развития, – авторитетно заявил Алеша Беркович, – А лучше всего – заранее предохраняться…
– Ты, безусловно, прав, Алексей, – тут же откликнулся Илья Муромэц, – Только причем здесь это?
Но Алеша, как всегда, уже не слушал.
Теплый осенний вечер опускался на стольный град. Рабочий день подходил к концу, гасли одно за другим окна присутственных мест, улицы постепенно заполнялись спешащими по домам людьми и экипажами. И только на самой верхней галерее Стеклянного замка продолжал лучиться яркий свет. Это были служебные покои Арнольда Шварцевича, владельца некогда одного из самых популярных музыкально-инструментальных коллективов обитаемой Вселенной…
Настроение у Арнольда Шварцевича было неважным. С тоской глядел он на собственное высказывание, отлитое в золоте вдоль стены кабинета: «Шоу-бизнес – такой же вид предпринимательской деятельности, как сборка, например, магнитофонов!» «Ведь дернул же тогда черт за язык такое брякнуть! – в который раз корил сам себя Арнольд Шварцевич, – А теперь уже поздно заднюю скорость включать… Да и неловко как-то, при моем-то авторитете в кругах! Что скажут друзья-олигархи?!»
Хотя – ну какие в этом мире могут быть «друзья»? В лучшем случае – коллеги. В лицо-то будут заискивающе улыбаться и говорить подобострастные комплименты, а за спиной… Нет, не сами, разумеется, а грязными языками целой своры холуев да помощничков. Арнольд Шварцевич буквально кожей чувствовал, как разворачивался вокруг него очередной раунд безжалостной информационной войны. Что, дескать, и состояние-то свое сколотил он, конечно, уверенно, но вот дальнейший управленец из него вышел, мягко говоря, не самый прозорливый. И что, мол, духовность, без сомнения, ресурс важный, но сам по себе неисчерпаемый и своевременно возобновляемый, а попробовал бы он скопить все то же самое, не имея под собой столь могучей подпитки. И справился ли бы, к примеру, Арнольд Шварцевич, доведись ему сейчас начать все заново, с абсолютного нуля, как тот же прославленный менестрель? И за всем этим бессовестно торчали уши директора конкурирующего эстрадного коллектива, про которого только ленивый не написал, что начинал он свою карьеру охранником на вещевом рынке, продолжал там же «слепым» и «безногим», пока не захватил торжище целиком… давно не напоминали ему что ли об этом? Так мы напомним, да неохота покуда руки марать.
С менестрелем, конечно, пример занятный, когда тот на склоне седин заново женился на молодухе, а та, едва спали макияж и чары, взяла да и обернулась обратно сущей бабой-ягой, да ладно бы просто обернулась, а еще и отсудила при скоропостижном разводе у незадачливого крунера половину его благосостояния. Но престарелый ходок и искатель вдохновенных мотивов горевал недолго, а взял свои верные двухгрифовые гусли, не смущаясь возрастом, сел опять в переходе подземельном, затянул свою песню, и так, глядишь, через год не только возобновил изъятое, но еще и в плюс вышел. Да, занятный пример – но уж больно нехарактерный. Можно даже сказать, нерелевантный.