И наконец – то, ради чего все это, собственно, и затевалось: составление пророчества на грядущий сказочный сезон. Здесь читателя, несмотря на всю скрупулезную подготовку, начинает неистово носить вдоль экспоненциальной синусоиды будто попавшей в разрушительный резонанс системы. Какое-то непродолжительное время читателю кажется, что сказка полностью укомплектована персонажами, плодотворная работа ведется, старый сказочник знает, что делает, в конце-то концов – ну не враг же он себе, и попадание в финальную группу «зимних» сказок не должно стать проблемой, а при удачном стечении факторов – «Новогодняя» или «Рождественская» сами упадут в протянутые ладони. Но практически тут же маятник качается в другую сторону, и вот уже читатель явственно видит, что состав – никудышный, старый сказочник, очевидно, выжил из ума, календарь подвигов – крайне неблагоприятный, все пропало, и преодоление барьера «летних» уже можно будет счесть удачей, а так – не свалиться бы вообще в разряд любительских. И, на всякий случай сопроводив данное пророчество сакраментальным «Буду рад ошибиться», читатель нахохливается, насупливается и начинает терпеливо дожидаться следующего витка.
Но, как давно известно, все проходит – пройдет и это. И вот, все переживания остаются в прошлом, и наступает самый счастливый день в жизни всякого читателя – день встречи с новой сказкой. И традиционное собрание с участием всех, кто так или иначе помогал ей появиться на свет, или хотя бы не мешал: и Руководство, и действующие лица, и оба сказочника. И читатели набьются в тесный, прокуренный зал дома культуры где-то на рабочей окраине Стольного града, и персонажи, постриженные, побритые и одетые в одинаковые двубортные костюмы, будут постно восседать за покрытым красной скатертью длинным столом и жадно отхлебывать воду из графина. И читатели будут умильно наблюдать, как герои по очереди подходят к микрофону, и смущенно бормочут что-то искреннее, идущее из самой глубины души: «Ну я это… Я говорить-то не особо мастак… думаю, лучше будет, если я скажу все на поле битвы!» И встречать бурными аплодисментами заверения, что уж на этот год Змей Горыныч будет повержен окончательно и бесповоротно, считай, уже и так от него одни только ножки торчат. А потом все герои выстроятся в шеренгу и, крепко прижимая к груди свои свежеотпечатанные контракт..(зачеркнуто) еще пахнущие типографской краской экземпляры сказки, будут нестройным хором скандировать: «Наши дорогие контрак..(зачеркнуто опять, прям вымарано; и ведь привяжется же!) Наши дорогие читатели – это самое главное, что у нас есть!»
Да, так оно и есть. А теперь – минуточку тишины. Волшебство начинается…
Однажды строптивый ученик вернулся с выездного Подвига оборванный, побитый и без единой йены в дырявом кармане кимоно. Опечаленный этим фактом, Морихей Уэсиба собрал прочих учеников, посадил их на татами в позу лотоса и спросил:
– Как вы думаете, почему так произошло?
Ученики немного пошушукались и сказали:
– Мы полагаем, Учитель, что у данного ученика не оказалось яхонтовых плодов айвы, так сказать.
– Чего-чего? – недоуменно переспросил О-сэнсей, а потом догадался и, немного подумав, изрек:
– Так-то оно так… Но и яхонтовые плоды без нефритового стержня – тоже невелика радость.
Он был бесконечно мудр, этот Морихей Уэсиба.
– Филимонов, Филимонов, проснись!
Филимонов кое-как разлепил глаза. В избушке-на-курьих-ножках было темно, но разглядеть, как Алеша Беркович тихонечко трясет его за плечо было уже возможно.
– Чего тебе, Алеш? Что стряслось?
– Да проснись же ты! Слушай… Давай уже свою сказку создадим!
Филимонов откинул сшитое из разноцветных кусков, пахнущее деревенским бытом покрывало и внимательно поглядел на возбужденное лицо боевого товарища. Конечно, они с Ильей давно привыкли к тому, что Алексея порой среди ночи посещали те или иные фантазии и задумки, которыми он спешил поделиться. В этом случае следовало со всей осторожностью и вниманием выслушать его наболевшее и затем постараться как-то минимизировать последствия. В принципе, Филимонов относился к этой особенности с пониманием. Ему и самому иной раз приходили в голову всякого рода странные мысли, которые не давали потом сомкнуть глаз до самого утра. А может, и не странные.
– Чего создадим?