– Это когда было! – возмутился Беркович, – Тысячу лет назад!
– Но было? Было! Нечем крыть! В Сказку сказок не веришь, ладно, дело сугубо индивидуальное – но к Путеводной звезде доверие, стало быть, сохраняешь…
– Ну ладно, все, закончили…
– Так что, укладываемся? – спросил Илья.
Алеша с готовностью зашагал к покрытому попоной сундуку. Филимонов же о чем-то подумал, потом медленно сказал, тщательно подбирая слова:
– Погоди, Илья… Раз такое состояние у Алеши… это ведь все не просто так, даже если он сам не поймет, откуда и с чего… ну не знаю… Алеш, хочешь, я на неделе к Сказочнику схожу? Может, посоветует чего хотя бы… скажет слово какое, то, единственно верное… не факт, конечно, но вдруг? У них ведь это – все-таки получается иногда…
Илья внимательно поглядел на Филимонова, тоже о чем-то размышляя. Потом, сощурившись, спросил:
– К нашему Сказочнику?
– Не, – мотнул головой Филимонов, – К нашему я бы не решился… Но он где-то рядом всегда, я чувствую…
– А не спалишься?
– Не должен…
– Ты же знаешь, что не положено, студент… – Алеша Беркович прервал поступательное движение к опочивальному месту и снова обернулся к друзьям, – И себя, и нас всех подставишь…
– Да ладно тебе, Алексей, – махнул рукой Илья, – Тот не настоящий благородный герой, кто ни разу к Сказочнику не ходил. С самим будто никогда не случалось!
– Да со мной много чего случалось, – заверил Алеша, – Просто… по-моему, толку от этого никакого, не верю я…
– Опять он не верит! Оттого и маешься иной раз, что не веришь ни во что…
– А во что тут верить? Тут вы когда на подвиге позапрошлом были, а я по телевизору смотрел…
– Во дела! – всплеснул Илья руками, – Мы думали, ты в арьергарде движешься, коммуникации наши оберегаешь, а ты вон где, оказывается! Ну-ну… ну ладно, смотрел – и что же ты такого удивительного увидел?
– Да то увидел. Как раз передача шла, встреча со сказочником одним. И он весь серьезный такой, важно так заявляет: «В своих сказках я всегда пристально исследую тему…» Ну и тут же выключил, конечно. Потому что от сказок, в которых «пристально исследуется тема», считаю, надо держаться на расстоянии полета пушечного ядра. А лучше – двух…
– Но наша-то сказка не такая, – робко напомнил Филимонов.
– Не такая, – согласился Беркович, – Но все же.
– Ладно, – примирительно заявил Илья, – Говоришь, не спалишься… Откуда уверенность такая?
– Мы учились вместе, – тихо сказал Филимонов, – Не должен сдать.
– Я смотрю, ты с кем только не учился, – заливисто расхохотался Илья, – Кого из вас только не вышло в результате, кроме, само собой, того, на что вас собственно и учили!
– Ну уж как вышло, – Филимонов развел руками, – Время такое…
– Не ходи. Если только ради меня – то не надо, – неожиданно серьезно молвил Алеша Беркович, – Нехорошие люди эти сказочники. Для них люди – персонажи. Доведется – он и про тебя напишет. Тебе моральные терзания и душевные муки – а ему философские монологи и лирические отступления. И чем тебе хуже и горше – тем ему лучше, плюс еще и объем написанного. Ты тут сидишь и не знаешь куда податься, а ему – проблема выбора и нравственная дилемма…
– А какая у тебя, Алексей, на данный момент нравственная дилемма? – ехидно спросил Илья, – Или просто – некуда податься и не к чему прислониться?
– Ну, сказочник ведь и обязан ставить нравственные дилеммы, – возразил Филимонов, – Причем желательно – в элементарных функциях неразрешимые. Но, конечно – без перехода в пристальное исследование темы…
– Короче, я свое личное мнение высказал, – резюмировал Беркович, – А дальше проблема выбора – исключительно перед тобою. Поступай как знаешь, короче, своя голова на плечах.
– Все, спать, – решительно хлопнул в ладоши Илья Муромэц, – Старший приказал.
И тут же с готовностью зарылся обратно в наваленное в углу избушки сено. Алеша, сладко зевая, стал устраиваться на сундуке. А Филимонов накинул на плечи кацавейку с эмблемой любимого вокально-инструментального коллектива, подаренную преданным читателем, вышел на улицу, уселся на крыльцо и закурил, попутно думая о чем-то своем. Занимался рассвет…
…Они шагали тогда уже хорошо известной Филимонову тропой. Был март, середина, и слежавшийся, почерневший снег под ногами, и солнце уже ощутимо парило спину под доспехами, и это прекрасное, легкое ожидание чего-то светлого…
Хотя еще накануне на душе Филимонова было тревожно. Все мыслимые сроки заявки новой сказки давно миновали, в соседних проектах уже вовсю шли положенные предсезонные мероприятия, а кое-где уже и разворачивались непосредственно на местности, и только в их направлении царили тишь да гладь, и Филимонов начал волноваться не на шутку. В конце концов, все и в самом деле уже выиграно, и трижды подряд Новогодняя, и дважды за последние четыре года Рождественская, и еще ряд титулов рангом пониже, но все равно почетных, особенно в определенных кругах, и, как ни печально, но, возможно, уже настал тот самый миг, когда вовремя уйти непобежденным… но нет, даже думать об этом не хотелось. Пусть идет как идет, а там видно будет… Но Илья Муромэц протрубил сбор, как всегда, внезапно и начав без «здрасте» так, будто расстались они не два с половиной месяца назад, а всего лишь пять минут: