– Практикант, ну ты как? Готов?
Филимонов еще успел подумать, что он, вероятно, так и останется навсегда для Ильи «практикантом» и «студентом», пусть даже и отхватил индивидуальный приз «Самого ценного», да даже и – точно останется, и на самом деле это просто здорово, но еще быстрее выкрикнул:
– Готов! Илюш, ну о чем тут вообще думать!
– После отпуска как: лишний вес, затрудненное дыхание, заболевания разного рода дурные, а главное – мысли тягостные, беспросветные, и острое желание бросить все к общеизвестной матери?
– В полном порядке! Все на месте. – немедля отрапортовал Филимонов, – А иначе и зачем?!
– Молодец, – похвалил Илья, – Сразу чувствовал, что ты у нас приживешься. Ладно, завтра подтягивайся тогда в этот комплекс, что на окраине. Посидим в баньке, потрещим маленько о жизни и о делах. Пора!
И как рукой все сняло, и вот они шагают, и звенит в руках Алеши Берковича пакет с крепленым по специальному заказу нектаром, и даже Добрыня Никитин, про которого всякий год идут разговоры, будто бы теперь-то уж точно он уйдет окончательно по финансовой части, но нет, тоже шагает с ними, в своем неповторимом стиле, разумеется, но здесь, а не где-нибудь в неведомой дали…
Неожиданно перед банно-прачечным комплексом обнаружилась карета скорой медицинской помощи, возница которой сидел на облучке и лениво выпускал кольца табачного дымка во влажную весеннюю атмосферу.
– Опа! – радостно воскликнул Илья Муромэц, – Похоже, нас здесь уже ждут! Ну, на всякий случай, вдруг кому-нибудь станет плохо… Хотя, надеюсь – таких нет среди нас.
И почти тут же вслед за каретой показалась подвода брахманов общественного правопорядка, причем самих служителей закона на ней не было.
– А это – на случай, если кому-то станет хорошо! – в абсолютно счастливом исступлении заорал Беркович и победоносно воздел звенящую ношу над головой.
– Алексей, а ты как? – склонив бороду чуть набок, поинтересовался Илья, – На что сегодня настроен? Каким транспортом обратно убыть думаешь?
– Я-то? – переспросил Беркович. И неожиданно серьезно ответил, – Я, Илюш, предпочел бы все-таки на своих двоих убыть. Но если ради друзей – я готов на любом. Да что там говорить, даже на обоих сразу!
– Достойный ответ, – кивнул головой Илья, – Впрочем, я и не сомневался. Ладно, постойте пока здесь, пойду узнаю, в чем дело. Ну неужто ради нас одних такая демонстрация…
Илья удалился, а вскорости вышел на крыльцо вместе с хозяином заведения. Тот что-то разъяснял Муромэцу, размахивал руками и просительно заглядывал в лицо, а Илья сумрачно кивал в ответ. Наконец, он вернулся обратно к соратникам:
– Алексей, ты гнома Валентина помнишь?
– Помню, конечно. Я же тут почти всех знаю из местных, почитай, который сезон-то посещаем. Он вроде тут то истопником, то электриком… А чего?
– Да того. Помер он тут вчера, прямо в отделении. Или сегодня. В общем, там сейчас разбираются, что к чему и по чьему ведомству. Если в пьяном угаре – то по охранительной линии, а если в трезвом – то по медицинской. Или наоборот. Ему это уже без разницы…
– Так отчего помер-то в итоге?
– Алеш, ну отчего… – вздохнул Илья, – Это когда он еще электриком был, а заключительное время, вот сейчас сказали – больше уже подай-принеси, выгнать-то жалко, не чужой здесь человек. От того самого. Это, знаешь, мало кого до хорошего доводило…
И Илья внимательно поглядел на Алешин пакет.
– Ну, это мы еще посмотрим, кого до чего доведет… Ладно, нам-то что делать?
– Ничего. Подождать еще полчасика попросили – скоро заканчивают, Клавдия Ивановна протрет за ним, и можно запускать…
Герои уселись на стоявшую у самого берега лавочку и закурили. Филимонов смотрел на покрытый еще льдом залив и размышлял о превратностях судьбы. А потом Алеша Беркович неожиданно тихо сказал:
– Илья, знаешь… я не пойду, наверно. Неудобно как-то…
– Чего неудобно? – спросил Илья, – Тебе ж сказали: сейчас вынесут, и Клавдия Ивановна протрет…
– Да я не в этом смысле. Все-таки человек умер. Хоть и гном…