– Тоскует?
– Тоскует, – с готовностью подтвердил Змей Горыныч.
– Страдает?
– Филимонов, страдает – это не то слово! Всю душу вынимает и выкручивает. Ей говоришь – да чего ж тебе еще надобно, ты и так живешь как в сказке: собственный выезд, любой каприз, ведущие дома и исполнители, все дела… нет, сядет у окошка, голову наклонит так и глядит в одну точку загадочно. Спросишь – ты счастья что ль все ждешь? Исключительно и эксклюзивно женского? Молчит, будто и не слышит. А потом повернется, посмотрит так, ну ты знаешь ведь – и не скажет ничего. И опять – глядит… вот же характер, а!
– Томится, значит… Плохи твои дела, брат! – и Филимонов похлопал впадающего в отчаяние короля стратосферы по тому месту откуда крылья растут.
– Понимаю, что плохи. Я уж и к Арнольду Шварцевичу с прошением летал, только он ничего не стал предпринимать. Филимонов, ну не знаю… Сделай что-нибудь. Забери ее хоть ради всех Высших таинственных сил!
Филимонов затянулся. Потом выпустил вверх кольцо такого размера, что пролететь сквозь него мог и сам Змей Горыныч. Потом затянулся еще.
«Пусть все случится естественным путем. Как бы само по себе…» – так говорил ему Морихей Уэсиба. Или не ему лично, а вообще, но что говорил – это точно.
– Нет, – медленно покачал головой Филимонов, – Извини. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, но…
Змей понурился всеми тремя головами сразу. Потом кое-как взял себя в руки.
– Дело твое, – молвил он, – Я тебя не тороплю. Если что – всегда на связи…
– Нет, – снова едва качнул головой Филимонов.
– Как знаешь… Ну, бывай, брат…
И Змей Горыныч решительно взмыл в воздух, спустя какую-то минуту превратившись уже в едва заметную точку на горизонте. Филимонов встал, аккуратно затушил окурочек и пошагал обратно к Избушке.
– Филимонов, а Филимонов!
Хорошо вот так лежать, прямо на траве, когда уже вечер почти, и ребята рядом, только лето уходит. И темнеет уже заметно раньше, и ночью уже иной раз и укрываться приходится чем-то, особенно если застанет прямо на земле, но немного дней еще есть в запасе. И пусть потом – осень, но за ней же – зима, и засыплет белым, мягким снегом все, и хорошее, и плохое, и зимняя сказка, и вот это волшебное ощущение, или наоборот, ощущение волшебства, которое словами и не скажешь… То есть, может, и не обязательно же выиграешь что-то, все случается, но чувство вот это – обязательно будет, не было еще так, чтобы хоть раз, да не схватило за самое сердце…
– Молодой, я к кому обращаюсь?
– Алексей, ну вот что ты пристал к практиканту? Что тебе понадобилось так срочно выяснить?
– Илюш, ну, значит, понадобилось что-то.
– Ну и что же именно? Небось, это, – и Илья Муромэц зачастил нарочито тонким голосом, – «Филимончиков, а Филимончиков, ну скажи… ну посмотри на меня… ну тебе что, трудно сказать… ну ты совсем на меня внимания уже не обращаешь… ну скажи… ну только честно… ты меня хоть капельку еще любишь?» Ну, так?
– Допустим. Примерно.
– Ну а что я говорил, – удовлетворенно констатировал Илья, – Сколько лет тебя жизни учу и знаю как облупленного. Без толку только…
– Что, Алеш? – наконец-то отозвался Филимонов, – Спрашивай.
– Сейчас сформулирую.
– Ты сначала формулируй, а потом уже рот раскрывай, – снова начал поучение Илья.
– Илья, ну ладно, – Филимонов лениво махнул рукой, – Алексей, я весь внимание.
– Филимонов. Ты в любви что-нибудь понимаешь?
– Тю-ю! – весело просвистел Илья, – На этот раз у тебя что?
– Не-а, – безмятежно ответил Филимонов, сорвал следующую травинку и начал ее медленно пережевывать, сигнализируя тем самым, что доклад окончен, и вопрос исчерпан.
– То есть как это «не-а»?! – от неожиданности Алеша Беркович даже оторвал голову от земной тверди, сел, подтянул под себя ноги и, повернувшись, пристально поглядел на Филимонова.
– Алексей, ну тебе же сказал молодой, как, – богатырски зевнул Илья Муромэц, – Ты простой сказочный язык понимаешь? «Не-а» значит «не-а». Не понимает. Тема закрыта.
– Ну то есть как не понимает?! – и Беркович резко повернулся к Илье, – Мы, значит, самопроизвольно меняем сюжетный маршрут, отклоняемся от путевого листа, стало быть, причем довольно значительно, все ради этой его… Руководство, если вскроется, по головке за это не погладит, как вы знаете. Да, и все ради чего… Нет, я понимаю все… Но теперь, как выясняется, все напрасно, ибо молодой, видите ли, «не-а»… не понимает!
– Алеш, а тебе какая разница? – примирительно молвил Илья, – Мы все делаем вместе. Или не делаем, но тоже. А кто и чего «понимает» или там нет – это совсем другой вопрос. И лично мне – неинтересный.