Как будут объяснять свое появление у костра — Снежка с Таней не думали, впрочем, о том не стоило переживать, многие духи лесные выходили на звон колокольцев да песни гармонистов, и люди всегда привечали тех, кто из сумерек к ним шел.
Лес вокруг наливался густой синевой, из оврагов туман наползал, и тьма заполоняла мир, заливая его красками заката, отчего казалось, что пожарище на острых верхушках елей разгорается. Полыхали они, а синь со всех сторон хлынула, пытаясь погасить все, взять в полон свой сумеречный.
Начались заросли ивы и ольхи — среди них чаще всего хмель и рос, и сейчас, когда стремительно темнело и каждый шорох стал отчетливей слышаться, казалось, оживали побеги зеленые. Виделось — ползут змейки юркие по травам да цветам, и ведут эти змейки к костру, что приветливо разгорелся в лесу, окутанном вечерними сумерками. После трудового дня уставшие люди собрались возле огня, чтобы песни петь, байки травить, да пару себе присматривать. И сейчас, когда стихла гармонь, которую Снежка с Таней слышали издалека еще, принялся какой-то парень сказки сказывать.
— И вот вижу я, сидит утопленница на мостках, среди камыша, а глаза у нее — ну тина болотная. Волосы, как змеи, шевелятся…
— Да что баешь! — рассмеялся его товарищ, который, видать, и был гармонистом — возле него инструмент лежал. — Ты бы русалку сразу испужался! Айда вон в лес вечерний, коли такой смелый! Докажи, что блазней не страшишься!
Парень тот и утих сразу, а Таня расхохоталась громко. Стоит у огня со стороны леса, сумерки ей — плащ да фата, руки в боки, ногу выставила, в глазах — черти пляшут. Хороша лесная девка, с косою длинной да в нарядном платье праздничном.
Никто из сидевших у костра людей не испугался появления незнакомок, никто не попытался прогнать их, даже взглядов косых не было. Наоборот, приветствовали их, к огню приглашали, чаем смородиновым угощали и пирогами с кислой капустой. Выспрашивать о том, кто они да куда путь держат, тоже не пытался никто, словно бы понимали люди все и без слов.
Впрочем, откуда знать, во что прежде верили да кого привечали — горные да лесные духи зла не чинили, помогали рабочим, от завалов в рудниках спасали, из чащ выводили, помогали трясину обойти… не было страха на Урале перед теми, кого нечистыми после окрестили.
Необычно было Снежке ощущать себя на другой стороне — вроде бы недавно сама человеком была, а теперь вот стала гостьей из сумеречного мира. Клубочек, который всю дорогу вел ее с Танюшей сквозь волшебный туман, к ноге подкатился и замер. Девушка подняла его, спрятала в поясной сумке, пока никто не заметил.
Тут гармонь заиграла-запела, молодежь подхватилась с бревен, принялись парни и девки коленца отбивать да хороводы водить, а тот парень, что играл, на Таню больно пристально глядел, и в глазах его тайга шумела.
Видать, это и есть тот самый, за кем дочка Хозяйки из горы вышла, смекнула Снежка, присаживаясь на поваленную сосну. Кружка с чаем казалась слишком горячей, да и от огня неприятно было, и, посидев немного у костра, пришлось отойти в сторону, к зарослям ивняка, что шумел над небольшой заболоченной речкой. Исчезновения Снежки никто не заметил, а может, не больно и нужна она была — здесь у каждого своя забота, свое волнение. Таня плясала вокруг огня, да так лихо, что казалось, перепрыгнет она пламя, что стояло столбом в синих сумерках чародейских — сразу вспомнилось, как танцем она пожар потушила… хорошо бы, чтоб сложилось все, чтоб смогла она сманить от костра людского этого гармониста. Чтобы смогла судьбу свою изменить да заново перекроить. Ведь чудилось — в этих дивных сумерках, на грани дня и ночи, на грани между двумя мирами — миром духов и миром людей — все возможно!
А вокруг пахла хмелем и ягодами вечерняя тишь лесная, и радостно было, беспечально. Всю жизнь бы так сидеть на траве, слушать гармонь да наслаждаться ароматом трав горьких.
— Что, невесело тебе с людьми? — из речушки показалась зеленоволосая русалочья голова, и, подтянувшись на руках, на берег выползло чудище водяное. Кожа с синим отливом показалась Снежке мертвой, вилась по ней чешуя дивным узором, лицо у русалки было костистое, узкое, с темными провалами глаз и выпирающими скулами, губы тонкие, за ними — острые зубки скалились. Жуть, одним словом.
Но отчего-то не страшно совсем.