— Ты, главное, помни, жених твой не любит, коли его дурят. Ежели чего и учудишь, то лучше сразу повинись, а не то осерчает. Вот когда бураны да метели кружат над горами уральскими — то злится Морозко, ярится, характерный у тебя он…
У тебя… Жених… Снежанка с мыслью этой свыкнуться еще не могла, все ей казалось, что сон все, вот сейчас проснется она на своей кровати в закутке за шифоньером в баушкиной избе, и сгинет все. И кот говорящий исчезнет, и ларец этот дивный, и ведьма шубинская, что у печи хлопочет, ещё чем-то гостью угостить собираясь. Все-все исчезнет в тумане зимнем. Но не хотелось Снежанке просыпаться. Не хотелось, чтобы все исчезало.
Нравился ей этот сон.
Крещенские гадания — дело опасное, запретное. Баушка за них все время гоняла, говорила — не стоит судьбу пугать. Да и не знает, мол, никто, что именно явится к тому, кто в эту ночь страшную отважится заглянуть за грань неизведанного. Черт ли, анчутка какой, кто бы ни был — нечистая сила. По ту сторону иного мира, в зеркалах, во время это жуткое, всякая пакость сидит. Личину натянет, обведет-обморочит, утащит с собой!
Сама баб Феня когда-то тоже зеркала о суженом пытала — часто она про то рассказывала, когда внучки просили. А они страшных историй не боялись, с детства росли на них, любопытно им было и про ведьм, и про мертвецов, и про леших с домовыми послушать.
Так вот, дело было так — приготовилась баушка к гаданию, космы расплела, пояс сняла, выставила их коридором, свечи зажгла. А была тогда она еще молодая, незамужняя. Увидала она деда, шел он к ней в зеркалах по ромашковому полю — весь в орденах, красивый, голубоглазый, статный.
Да вот только облик у блазня был дедов — не успела баушка задуть свечи, как у того, кто в зеркале скалился, рога выросли… и глаза его в от же миг пекельным пламенем вспыхнули. Не успела она и охнуть, как искры полетели во все стороны — видать, в лоб ей дал черт, потому как она со стула слетела от удара. Свечи после того сами и погасли. И хорошо — кто знает, что было бы, коли анчутка вылез бы с той стороны в наш мир. Вот и ярилась баушка, ежели внучек ловила даже на безобидных гаданиях, вроде выливания воска на воду или натягивании нитей в бане, чтобы призраков приманить.
Потому в это Крещение Аришка предложила Снежанке пойти ночевать к ее подружке, Любане, которая на соседской улице жила, близ речки. Баушка поначалу артачилась маленько, но после уступила, и сестры даже удивились, что удалось так быстро ее уговорить.
— Ты не боись, баня у них в самом начале огорода, не как у нас, если чё — добежим до быстро избы, — Аришка куталась в свою короткую шубейку, спеша по улице в сторону магазина — купить чего-то к чаю. Сначала сестры думали втихаря от родителей Любани вина взять, но отчего-то пить расхотелось, хмельно было от самого предощущения этого волшебного вечера, совсем как в детстве, когда оставались сами на сеновале ночевать.
— Ты тоже в чертей веришь? — прищурилась Снежанка, скользя по насту и все боясь улететь в сугроб — снега намело по пояс почти, но мужики с утра уже улицы расчистили, ворота домов тоже освободили, а то многие и со двора выйти не могли, через забор лазили.
Давно таких снежных зим не было, хотя на Урале всегда хорошо заметало, но не так ведь, чтобы туннели в снегу рыть! По улицам целые лабиринты змеились, чудно это все Снежанке было — она от матери про такое слышала, та с ностальгией родину вспоминала, но сама девушка такое видела впервые. И самое удивительное — ей нравилось! А ведь прежде она особо зиму и не любила — на Урале в это время года всего один раз бывала, совсем маленькой, плохо помнилось то время, только камушки на память и остались. Черненькие, с блестящими гранями, будто серебрянкой покрашенные.
И гранат огненно-красный — его возле старой сосны Снежанка нашла, все хвалилась потом сестрам, что это сама Хозяйка ей подарила. Потом, конечно, призналась, что выдумала это, но так эта придумка хороша была, что Снежка едва сама в нее не поверила.
— Конечно, верю — и в чертей, и в домовых, и в ведьм! А ты что же это, думаешь, ничего такого и нет? — удивилась Аришка, вырывая сестру из воспоминаний.
Снежанка лишь улыбнулась и пошла рядом, внимательно по сторонам глядя, словно в искрящемся и сверкающем снегу могла увидеть что-то таинственное и нереальное. Казалось, белое полотно притрусили алмазной крошкой и серебряной пылью. Тени были синие, глубокие, они падали от домов и сараев, от деревьев, что росли у ворот и в палисадниках. А по нетронутому насту, чуть в стороне от протоптанной тропинки, важно выступали птицы.