[26] По обычаю адыгов, перед свадьбой невесту (особенно если она из другого аула) отводили не в дом жениха, а в дом его родственников или какого-нибудь уважаемого человека, где оберегали честь и достоинство невесты (см.: М. И. Мижаев. Мифологическая и обрядовая поэзия адыгов. Черкесск, 1973, с. 92).
[27] В сказке нашли отражение дружественные связи адыгов с соседними народами. Упоминания об отношениях с калмыками встречаются весьма часто.
[28] Конь занимал особое место в жизни горца. Не случайно в сказках нередко подчеркивается, что коней лучшей породы содержат в тайне от окружающих, в подземной конюшне, куда не должны проникать даже солнечные лучи.
[29] Одна из сюжетных универсалий нартского героического и сказочного эпоса адыгов, Во время игры в альчики — «бабки» мальчик, проигравший свои альчики, начинает отнимать их у победителя. Тот, защищаясь, упрекает его, говоря, что лучше бы он отомстил за смерть своего отца. Вторая часть эпизода — испытание матери с целью узнать у нее, где находится знаменитый табун хана, — утрачена. Явное свидетельство деформации традиционного сюжета, характерное уже для записей конца XIX в.
[30] Постоянный прием, который пускает в ход герой адыгской волшебной и иногда бытовой сказки при встрече с великанами, внушая им таким образом уважение к своей силе.
[31] Победа над чудовищем, которое каждую ночь высасывало кровь у героини сказки,— традиционный подвиг сказочного героя.
[32] Обычно орел выносит героя из подземелья или из «другого» мира в благодарность за оказанные ему услуги; в данном случае — явная деформация древнего сказочного мотива.
[33] Месть героя (или героини) за кровь отца, брата или мужа — традиционный мотив адыгского фольклора (главным образом нартского эпоса и сказки). Иногда мститель привозит кровь убитого врага родителям погибшего, ослепшим от слез. Протерев ею глаза, они обретают зрение.
[34] В фольклоре разных народов Кавказа женщина выступает мстительницей исключительно в тех случаях, когда в роду истреблены все мужчины, способные совершить возмездие.
[35] Стальные ножницы — традиционный предмет обихода героинь адыгского фольклора (преимущественно героического эпоса и сказки). Вероятно, это какой-то древний мифологический предмет, исконное значение которого утрачено. Е. Б. Вирсаладзе высказывает предположение, что эта мифологема связана со стрелой-ножницами — «знаком» хозяйки зверей, владычицы леса. См.: Е. Б. Вирсаладзе. Грузинский охотничий миф и поэзия, с. 73—74.
[36] В сказках адыгских народов отразились древнейшие представления о связи человека с тотемными животными. В данной сказке мотив рождения человека от зверя сильно затемнен (эпизод о том, как у львицы появился сын-человек, опущен), но вместе с тем связь Аслануко с миром животных сохраняется до конца. Даже обретя верного друга среди людей, Аслануко в конце концов уходит в лес.
Упоминания о слонах, львах, крокодилах и прочих экзотических животных, не обитающих на Кавказе, характерны для фольклора народов Кавказа. Эту особенность еще в прошлом веке отметил известный кавказовед П. К. Услар: «Несмотря на незнание или полузнание горцами львов и орлов, и львы и орлы часто употребляются ими для сравнения» (см.: П. К. Услар. Этнография Кавказа, II, с. 82).
[37] Как правило, герой сказки встречает на своем пути одного иныжа (реже — трех, а иногда и семь). Упоминания о крае (стране) иныжей, где они властвуют безраздельно, крайне редки Характерно, что иныжи соблюдают те же обычаи, что и горцы, в частности обычай гостеприимства.
[38] Описание того, как герой становится «молочным» сыном нагучицы, традиционно для адыгской сказки. Стабильна и формула-проклятие, которое произносит при этом нагучица.
[39] По обычаю, хозяин должен был сопровождать гостя, пока тот не достигнет границ его края или пока гость не поблагодарит его и не разрешит возвращаться обратно.
[40] Традиционный мотив фольклора народов Кавказа, в частности адыгского нартского и сказочного эпоса: убитое на охоте и освежеванное животное оживает и, убегая от охотника, говорит, что в его «воскресении» нет ничего удивительного. Узнать о более удивительном происшествии животное отсылает охотника к кому-нибудь другому. Рассказ последнего обычно представляет самостоятельный и развернутый сюжет.
[41] Распространенный вид состязания сказочных богатырей — вбивать по очереди друг друга в землю. Тот, кто вгонял противника по горло, сносил ему голову.
[42] Оставить мужчину без головного убора — значит оскорбить его мужское достоинство.
[43] Кормить охотников и ухаживать за конями должен был хагрей.
[44] По обычаю, самый младший из спутников должен ехать (или идти) с левой стороны. Если старшему понадобится послать его с каким-то поручением, ему не надо нарушать общий строй.
[45] По обычаю, женщины в присутствии мужчины не должны были садиться, не ели с ним за одним столом.
[46] В сказочном эпосе горцев весьма часты упоминания о «другом» мире или о нескольких мирах (верхнем, нижнем, среднем). Попав в этот «другой» мир, герой нередко обнаруживает, что жизнь там идет по тем же законам, что и на земле (в сказках тюркоязычных народов, например, в «другом» мире живут различные чудовища, враждебные человеку).
[47] В сказке наряду с древнейшими мотивами («другой» мир) находим и отзвуки весьма поздних — патриархальных — представлений: отец лишает дочь княжеского сана только потому, что она вернулась с ребенком, отец которого никому не известен.
[48] По обычаю горцев, младшие относились к старшим с большим почтением, и только предательство тестя позволяет Едижу обращаться с ним непочтительно.
[49] Эпизод о победе Едижа над орлом, вероятно, утрачен. Ничего не говорится и о его возвращении в «другой» мир, ко второй жене.
[50] В некоторых вариантах этой сказки говорится о том, что герой родился от сожительства медведя с женщиной, которую он похитил, унес к себе в берлогу и сделал своей женой. В публикуемом варианте мотив происхождения героя от тотемного животного утрачен — медведь только воспитывает ребенка и наделяет его богатырской силой.
[51] Древнейший мотив воспитания героя тотемным животным контаминируется с явно более поздним сюжетом о его борьбе с князем.
[52] В этой сказке, как и в некоторых других, встреча охотника с оленем оказывается роковой. Возможно, что в этом эпизоде отразились мотивы отношений охотника с «хозяйкой» леса, впрочем сильно затемненные (ср.: Е. Б. Вирсаладзе. Грузинский охотничий миф и поэзия, с 32—33).
[53] В этой сказке, как и в других, жизнь в подземном мире нисколько не отличается от земной, хотя он находится на «семь ярусов» ниже земли (см. также сказку № 10, примеч. 1).
[54] В знак почтения к старшему молодой человек не мог сесть в его присутствии и, конечно, не мог пользоваться его услугами.
[55] Ответ Долетмиза — традиционная реплика героя адыгского фольклора. В других вариантах она бывает более развернутой, но смысл ее стабилен: герой выезжает в путь не в поисках богатства, а для того чтобы совершить подвиги или побольше угнать о незнакомых краях.
[56] Превращение красавиц в чудовищ-бляго никак не мотивировано. Правда, в дальнейшем развитии сюжета жены Долетмиза обнаруживают необыкновенные способности — не только выстраивают за одну ночь красивые дома, но и подсказывают мужу, как выполнить трудные задачи, поставленные перед ним усарежем. Однако в других сказках все это делают обыкновенные женщины. Вероятно, какие-то элементы сказочного повествования утрачены.
[57] Явно поздний мотив, в котором отразились мечты о «добром» князе.
[58] Итам-Итыку — сказочная страна (иногда сказочная поляна), где пасутся кони необыкновенной породы.
[59] По обычаю горцев, в отсутствие хозяина гость — мужчина — не должен был входить в дом.
[60] Концовка явно поздняя, впрочем, весьма характерная для адыгейских вариантов, где сильны социальные мотивы.
[61] По обычаю адыгов, женщины высшего сословия сидели обычно на шелковой постели.