Так она попала с жилой половины в тронную залу, но там было пусто; оттуда в бальную залу — и там никого; оттуда в комнату, где обычно сидели пажи, — опять никого; спустилась по парадной лестнице в прихожую — ни души; дверь была растворена, и малютка вышла во двор, потом в сад, потом через заросли в лес — полный диких зверей, и больше о ней никто не слыхал…
Клочок её разодранной мантии и туфельку нашли в лесу: их терзали два львенка, которых застрелила охота венценосного Заграбастала, — ведь он стал королем и правил теперь всей Понтией.
— Значит, бедная малютка погибла, — сказал он. — Что ж, раз так, тут уж ничем не поможешь. Пойдемте завтракать, господа!
Но один из придворных подобрал туфельку и спрятал в карман. Вот вам и вся история маленькой Розальбы.
ГЛАВА IV Про то, как Черную Палочку не позвали на крестины принцессы Анжелики
Когда появилась на свет принцесса Анжелика, её родители не позвали Черную Палочку на крестины и даже велели привратнику не пускать её на порог, коли сама вдруг пожалует. Имя этого привратника было Спускунет, и светлейшие хозяева назначили его на эту должность за высокий рост и свирепость; он умел так рявкнуть «Дома нет!..» какому-нибудь коробейнику или незваному гостю, что те кидались бежать без оглядки. Он был мужем той самой графини, чей портрет вы недавно видели, и пока они жили вместе, они ругались с утра до ночи. Оказавшись в привратниках, этот малый, как вы скоро убедитесь, порядком разнахалился. И когда Черная Палочка пришла навестить светлейших особ, которые сидели в это время у распахнутого окна гостиной, Спускунет не только объявил ей, будто их нет дома, но еще позволил себе показать ей нос, после чего собирался захлопнуть перед нею дверь.
— Убирайся прочь со своей клюкой! — рявкнул он. — Для тебя хозяев нет дома, и весь сказ! — И он, как вы слышали, собрался захлопнуть дверь.
Но фея придержала дверь палочкой; разъяренный Спускунет выскочил за порог, ругаясь на чем свет стоит, и спросил фею: уж не думает ли она, что он так и будет торчать здесь, у дверей, весь день?
— Да, будешь торчать у дверей весь день и всю ночь, и не год и не два, — величаво объявила она.
Тогда Спускунет шагнул вперед, широко расставил ноги с толстыми икрами и захохотал во все горло:
— Ха-ха-ха! Ну и потеха! Ха-ха!.. Что это?! Отпустите!.. Ой-ой! Ох!.. — И смолк.
Дело в том, что фея взмахнула над ним палочкой, и он почувствовал, как его приподняло над землей и пришлепнуло к двери; живот его пронзила острая боль, словно его проткнули винтом и прикрутили к доске; руки его вскинулись над головой, а ноги скрючились в судороге и поджались, и весь он вдруг оцепенел и застыл, будто превратился в металл.
— Ой-ой! Ох!.. — только вырвалось у него, и он онемел.
Он и в самом деле превратился в металл. В медь. Он был теперь всего-навсего дверным молотком. Отныне он всегда оставался на двери, он висел здесь жаркими летними днями и накалялся почти докрасна, висел студеными зимними ночами, и его медный нос обрастал сосульками. Почтальон приходил и стучал им об дверь, а какой-нибудь паршивый мальчишка-рассыльный швырял его что было силы.
В тот вечер его господа (они были тогда еще принцем и принцессой) возвратились с прогулки домой, и его высочество сказал жене:
— Вот так так, душечка, вы велели прибить у нас новый дверной молоток? Ей-богу, он чем-то напоминает нашего привратника! А что сталось с этим лоботрясом и пьяницей?
Служанка приходила и натирала ему нос наждачной бумагой; а однажды, в ту ночь, когда родилась маленькая сестричка принцессы Анжелики, его обмотали старой лайковой перчаткой. В другой раз, тоже ночью, какой-то юный проказник попробовал свинтить его отверткой и причинил ему адские муки. А потом хозяйке взбрело в голову перекрасить дверь, и когда его красили в цвет зеленого горошка, маляры замазали ему рот и глаза, так что он чуть было не задохся. Можете мне поверить, у него теперь было достаточно времени пожалеть о том, что он был груб с Черной Палочкой!