Отвернулись от него друзья. Бывало, неделями ни одного звонка…
Сильно переживал писатель. Квартира у него была в самом центре Киева, возле Крещатика, так он в ней почти и не жил, все на даче пропадал. Оно, может, так бы и сошло все на нет, но на каком-то празднике, другой писатель, тоже известный и уважаемый, почти классик, взял да спьяну и брякнул ему, дескать, что ж ты, и фронт прошел, и всю жизнь прожил праведно, а на старости лет в сексоты подался. Чего не хватало?
В тот вечер у моего классика обширный инфаркт и случился. До больницы не довезли…
Рассказчик как-то странно почмокал, издал еще несколько дивных звуков и замолчал окончательно. С минуту висела плотная удушливая тишина. Затем чей-то тоненький голосок поинтересовался:
- А с иудой тем, секретарем, что стало?
- Да ничего, — удивленно ответил повествовавший. Помер своей смертью, на Байковом кладбище с почестями похоронен. Правда, моего классика не намного пережил, всего-то лет на пять…
* * *Как оказалось, это дежурство было последним. Когда я в очередной раз приехал к закрытию, в полупустом помещении меня встретил хмурый хозяин и известил, что магазин он закрывает. На все мои расспросы что-то невнятно мычал, а затем в сердцах выдал, что «дань», которой его обложил рэкет, совершенно неподъемна, и ему проще закрыться, чем кормить еще и свору нахлебников…
…Спустя год с небольшим, майским вечером я возвращался домой. Почему-то мне захотелось пройтись по Крещатику, посмотреть на цветущие каштаны, беспечно фланирующую молодежь, ностальгически вдохнуть воздух беззаботности, присущей молодости…
На углу Крещатика и бульвара Шевченко я нос к носу столкнулся с Витей, моим сменщиком по работе в антикварном магазине. И хотя встречались мы нечасто, тем не менее, симпатизировали друг другу. Меня привлекало в нем то, что, пройдя «горячие точки» — Афганистан, Сомали, повидав смерть вживую, — Витя остался человечным, но в то же время в нем не было истеричного надрыва, который часто встречается у воевавших в общем-то мирное время. Когда ему — как и большинство молодых офицеров он по мере возможности старался подзаработать — необходимо было в силу служебной необходимости поменяться со мной «ночевками» в магазине, он приезжал ко мне на работу, долго, видимо, стесняясь, ходил вокруг да около, пока я, наконец, сам не догадывался о приведшей его причине.
Увидев меня, Витя искренне обрадовался. Долго тряс руку, похохатывал, а затем, поинтересовавшись моими планами на ближайшие два часа, предложил:
- Давай попьем пива. Здесь неподалеку открыли пивной бар с настоящим пльзенским пивом!
Время у меня было, да и поболтать с ним мне всегда было интересно.
После первой кружки и выяснения у кого как обстоят дела, неизбежно вспомнили и о периоде, когда охраняли антикварный магазин. И тут Витя меня ошарашил:
- Саша, скажи мне, ты, когда в магазине ночевал, ничего необычного не замечал? Ничего странного там не происходило?
Чуть помявшись, я все же вкратце рассказал о подслушанных беседах.
Витя, внимательно выслушав меня, вздохнул с облегчением:
- Ф-фу, черт! А я пугался, что это только у меня такие видения! Понимаешь, ведь я даже жене не мог об этом рассказать! Она бы сразу решила, что это у меня после контузии «крышу» сносит… Да-а, тогда они меня здорово попугали!
Теперь уже я удивился:
- Витя, так они же безвредные, тихие. Общались между собой, байки травили, время убивали…
- Э-э-э, не скажи! Тебе, Саша, значит, повезло! Помнишь, в торговом зале долгое время стояло большое старое настольное зеркало в бронзовой раме, с помутневшим стеклом?
Я подтвердил.
- Вот в первую мою ночевку, после появления того зеркала, все и началось, — заявил он.
- Что началось-то? Ты загадками не разговаривай…
И тут Витя выдал такое, что у меня волосы зашевелились.
- Как обычно, вечером я проверил запоры на дверях, на «черном» ходе, помнишь, щеколду иногда забывали закрывать, выключил свет и лег на наш диванчик покемарить. А зеркало это стояло на стеллаже, да так, что свет от фонаря чуток на него попадал. Хорошо помню, как только в лавре пробило полночь, почувствовал чей-то взгляд. Пристальный такой, неотступный… — Витя нервно передернул плечами, помолчал, хлебнул пива и продолжил. — Духи-то наши так на нас не смотрели! Это что-то другое было! Я глаза приоткрыл осторожно, чувствую, взгляд из зеркала! И смотрит не отрываясь! Я ворочался-ворочался, но понимаю, под этим взглядом не заснуть. Встал, взял какой-то персидский коврик, их там много валялось, да и накинул на зеркало. После этого уснул спокойно.