- Об вашу мать, бояре!
Высуньте рыла из печки - кочергой вас накормлю и спать навечно в гробы уложу.
Мачеха Королева меня березовыми поленьями по ягодицам била в назидание потомкам, Правду из попы выбивала, а попа моя - наковальня.
Я трепетала, а сейчас страх улетучился с углекислым газом и сероводородом; Правда прогнала лживые газы.
Если на меня мышь упадет дохлая - зареву медвежьим голосом, испугаюсь и прокляну жителей баньки!
Когда совсем стемнело, пришли в баню семь гомов - повелителей открытых дверей.
Голубые, нежные, в глазах конфуз, а между ягодиц - бананы.
Гомы обнаружили, что шайки и лейки поменяли места (прима-балерина танцевала с вениками, ведрами, ушатами), вознегодовали, обещали, что выжмут из лиходея кровь.
Первый гом красиво отставил левую ногу, принял позу барана и проговорил томно, вибрируя языком, как молоточком:
- Кто на моем стульчике оставил отпечаток небольших аккуратных ягодиц - цена им - крик ночной птицы, придавленной дверью?
Второй гом робко ковырялся пальчиком в ухе друга:
- Кто в моей тарелочке оставил отпечаток губ в форме сердечка - СЮ-СЮ-СЮ?
Третий гом в удивлении потерял честь (опять):
- Кто обслюнявил кусок моего хлеба и оставил на нём аромат благодарности и любви?
Четвертый гом выдрал левый пейс, усмехнулся, насторожился и шагнул в печку:
- Кто превратил овощи в произведение кулуарного искусства дикарей?
Пятый гом - в девичьем синим сарафане, легкий, как туман над могилой - прошептал:
- Кто мою вилочку замысловато загнул в форме пениса?
Шестой гом понюхал цветок черемухи, вздохнул по-лебединому:
- Задаем вопросы, живём, а через двести пятьдесят миллионов лет никто не вспомнит о нашем хлебе, о вилке, о банане в попе - пустое всё, ерунда, и имя этой ерунде - вечность!
В вечности пропадет мой ножик, которым мерзавец терзал свою - надеюсь - крайнюю плоть.
Седьмой гом ущипнул себя за левую щёку, сжал руками левое колено и с - вырвавшейся болью ста поколений живых мухоморов - прохрипел:
- Кто пил фиолетовое крепкое из моего золотого кубка Лиги Чемпионов? Догоняйте меня! ДогОните, я - ваш! - гом сорвался, с проклятиями бегал вокруг жертвенного алтаря, но никто не последовал за ним, лишь провожали сочувственными взглядами ветеранов всех войн.
Первый гом нервно курил, взглянул на березовый веник в парилке бани, страшно захохотал, надавливал пальцами на свои глазные яблоки, и в хохоте его другие гомы слышали предостережения из ада.
- Для работы на сцене жизни - хлестать себя веником по выпуклым ягодицам - достаточно, а честь сберечь с помощью веника и восстановить достоинство - вымысел.
Кукушка подкладывает яйца в чужие гнезда, а капризный пианист использует чужие веники в бане.
Другие гомы тоже увидели, что их веники использовали - по назначению - ни одного листика не оставили на веточках, словно веником шкуру с вепря сдирали.
Глянул седьмой гом на полку в парилке, видит - Белоснежка на шпагате сидит, к выступлению в балете готовится - прима-балерина высшего сорта.
И настолько она бедненькая после веников, исцарапанная, что проснулась в гомах вековая жалость к животным из партии зеленых.
- АХ! Прима-балерина в нашей бане - чудесненько, прелестненько - луч света в погребе маркиза де Сада! - гомы восклицали, заламывали пальцы и ресницы, танцевали хороводом - милые, прелестные создания из Лунного света.
- Профессионалка бесплатно - лучшая реклама для семи больных парней! - гомы так обрадовались существу противоположного пола, что не стали приводить девочку в чувства, не обливали серной кислотой, не хлестали по щекам свинцовыми перчатками, не рассказывали о добродетелях
К вечеру пелена боли спала с глаз Белоснежки, девочка увидела семь белых мужских тел и испугалась до икоты, зарыдала - так рыдает безутешный котенок над трупиком слона.
Но ласковые гомы успокоили девочку, сказали, что Амстердамские парни девушек не преследуют по политическим и личным мотивам; бегали с ней, играли в догонялки, и вскоре кожа на легкой прима-балерине зажила - ни шрамика, ни прыщика - ледовый каток.
- Как твой псевдоним, прима-балерина? - гомы затаили дыхание, изредка - для храбрости - пили сладкую индийскую водку из бетеля.
- Мой творческий псевдоним - Белоснежка, в нём объединено все общечеловеческое в искусстве.
- Как ты без визы из Сибири попала в благословенный Амстердам, где на одного беженца приходится один гом - он же - беженец с пособием четыре тысячи евро в месяц?
Девушка рассказала, что Королева мачеха хотела её съесть, а Сибирский цирюльник сжалился, глаза его и разум увязли в танце, поэтому - убежала танцуя, целый день плясала для летчиков, и наконец, оказалась в Амстердамской бане, где веник заменяет диплом о высшем образовании.
Гомы спросили, и в уголках хитрых очей гномов плясали лукавые черти без трусов:
- Хочешь танцевать в Амстердамском балете, а деньги нам отдавать на развитие сети общих бань?
Всё у тебя будет, прима-балерина: поклонники банкиры с оскаленными зубами, восторженные хмельные спортсмены с каменными ягодицами, золотопромышленники с золотыми кастрюлями и ложками.
Ложкой - по лбу - вот и вся мудрость Вселенной!
Всё, что человек придумает - Вселенная примет с пониманием, потому что - бесполая, как яйцо.
Белоснежка не поняла своей выгоды, но согласилась, потому что боялась гнева мачехи - рука Москвы достанет до сердца в Амстердаме.
Она усердно танцевала в разных театрах и кабаках, развивала талант прима-балерины, усиливала чувства фанфаронства и горечи, постигала сложную внутреннюю механику спонсоров.
Гомы вечером уходили на пляски и песнопения по поводу распустившегося подснежника в Прибалтике, истязали себя вином и жирной свининой - всё, как у древних народов Гренландии.
Белоснежка по ночам оставалась одна, тоскливо выла на Луну, а гомы её предупреждали перед уходом, закатывали глаза, потрясали указательными пальцами - дубинками правосудия:
- Берегись своей мачехи Королевы; она скоро узнает, что ты в Амстердаме - афиши, реклама, Мир балета узок, как щель в таракане.
Не впускай Королеву в баню - всю воду выпьет, поселит в твоей душе тревожное чувство неотвратимой беды.
Мачеха Белоснежки в это время плясала голая перед зеркалом, потому что - прима-балерина и красавица, небо задыхалось от плясок прелестницы мачехи.
- Зеркальце, в тебе мудрость поколений иудеев!
Скажи, кто на свете всех прекрасней?
Кто искуснее в балете?
Чёрт из зеркала осторожно высунул рыло, и нет в глазах чёрта чугунной пыли труженников Магнитогорска:
- Ты, Королева - танцуешь восхитительно, а, когда раздеваешься перед открытым окном - торговля в городе замирает, даже воришки любуются твоей осанкой, алебастровой кожей, умопомрачительными грудями и ягодицами, место которым в Музее Современного Искусства.
Но в Европе, которую мы содержим на свои деньги, Белоснежка живая пляшет в театрах, содержит семь гомов, и никто не сравнится с молодой, перспективной - растяжка у неё ОГОГО - девочкой, красавицей из красавиц!
Королева с непониманием посмотрела на чёрта, не укорила его, что он не Ангел, испугалась, и в испуге вышла обнаженная на балкон - Полярная Звезда!
Поняла, что Белоснежка выжила, может быть, без ног танцует, а Смотрящий по Сибири - лжец, нет ему доверия и золота; утки в ушах Смотрящего плавают.
И задумала мачеха, как снова извести Белоснежку; не знала от зависти покоя, потому что не первая красавица и танцорка на Земле, ракета "Тополь" ей в помощь!
И, наконец, надумала - по закону гейш!
Наложила толстый слой штукатурки на лицо, тело покрыла фальшивыми татуировками: драконы, птички, кошки, Ленин и Карл Маркс - в профиль.
Никто бы не узнал в отчаянной обнаженной растаманке солистку Большого Театра, прима-балерину, Королеву с классическим вкусом и младогегельянским миросозерцанием.