Пока его не было, мода на куртку ширилась в этих кругах.
В полночь Накуртка, с мешком на спине, из которого торчали длинные доски над его головой, шел по окраине города. Заглядывая в окна на первом этаже, мимо которых проходил. Не так часто Накуртка видел людей. Ему было интересно, как они тут живут.
Мимо проехала полицейская машина.
Дома кончились. Индустриальный пейзаж, обнаживший, что люди сделали с землей — словно сами сбежавши в испуге. Шоссе ушло вниз. Впереди раскрывался длинный темный тоннель, соединявший город с корабельным островом.
Накуртка спустился, не уменьшая шаг. Здесь не было тротуара. Ничего для пешеходов; лишь узкий, меньше полметра, поребрик. Тянулся вдоль стены с желтыми лампочками по верху. Первую треть тоннеля он прошел один, затем его обогнала машина.
Накуртка остановился. Прислонил к стене рюкзак, сбросив с плеча. Из рюкзака он вынул полосатую светоотражающую ленту.
Удалось огородить пятнадцать метров, когда он почуял прибавление света позади. У Накуртки глаза были на спине.
Перепрыгнув через ленту, он проскользил пять шагов и вжался в стену.
Полицейская машина вильнула перед ограждением, сбавляя ход. Накуртка, не поднимая глаз, стоял. Спрятаться негде; и он по-любому не успеет добежать до далекого выхода из тоннеля.
Тусклые лампочки почти его не освещали. Машина прибавила скорость и унеслась, жужжа и грохоча эхом. Лента была, которой оцепляют дорожные работы. У Накуртки в мешке еще было пять мотков такой.
Не торопясь он вернулся за ограду, к своему рюкзаку. Подхватил его и двинулся туда, откуда пришел. Нужно было дождаться, когда они проедут обратно.
Прошел час. Накуртка сидел и курил. Среди индустриальных заборов он мог скрыться в любой щели.
Проехали.
Накуртка пошел к своему заграждению, перешагнул внутрь и стал разматывать трафареты, прижимая их досками к стене.
В полпятого он закончил. Никто больше не проезжал. Днем здесь будет непрерывное движение. Накуртка собрал оставшиеся краски — в баллонах перекатывались металлические шарики. Они были нужны, чтобы краска не засыхала. — Не успеет.
Смотал ленту ограды и, уходя, оглянулся последний раз.
Вереница уродов, на пятнадцати метрах, на высоту роста Накуртки, сгибались под стеной, держали ее, придавленные ей, вырывались из-под стены. Высунутые языки, открытые флюоресцирующие красные рты. Краска стекала с рук и ползла по асфальту. То, на чем стоит город, — их не видит никто. Теперь. Услышат.
На этой широте нет белых ночей. Небо надвинулось тучами: всё на руку Накуртке. Он шел в центр. Доски он побросал под стеной, некоторые прислонил к нарисованным рукам — они вцепились в них, как в опору: рычаг; а трафареты сунул в попавшийся по пути мусорный ящик. Больше они не нужны. Но краску надо израсходовать.
Он перешел через мост и увидел… Такое было трудно предугадать; но Накурткин глаз бил, как молния. Город ощутил Накуртку. И подсовывал, словно яблоня, просящая, чтобы ее отрясли.
У свежего рекламного стенда, на пять метров вознесшегося над парапетом реки, стояла, забытая, металлическая хрупкая лестница. Соратники Накуртки — только наоборот. Скоро они вернутся.
Накуртка взлетел над землей.
Лестница подрагивала под ногами. Никто ее не держал. Чтобы зарисовать весь плакат с рекламой квартир в новостройке — Накуртке следовало бы спускаться, двигать ее, потом забираться обратно.
Накуртка перебрался на металлическую полосу, на которой снизу натягивался стенд. Согнувшись, он цеплялся за нее одной рукой. Ползя по стенду, как муха, выворачивая голову вверх, он наносил поверх рекламы мост — возвышающийся перед ним. Накуртка размахивался — сколько хватало руки. Краска шипела, вырываясь из баллонов; лучшая краска из спецмагазина, схватится уже через пять минут и не просто ее оттереть; пустые он бросал вниз. Он почти не видел свой холст. Но у Накуртки глаза были на руке. Небрежные полосы и потеки складывали картину — с пятисот метров охватываемую взглядом: взорванный мост.
Накуртка дополз до дальнего края, нависавшего над самой рекой. Оставалась белая. Потянувшись, он повел баллоном сверху — вниз — и вверх. V. Птичка. Улетала над взрывом, над взлетевшими сваями, падающими в реку машинами — с края и верха плаката.
Спина уловила движение внизу. Не было возможности возвращаться к лестнице. Накуртка вдохнул всеми легкими, локтями поправил рюкзак. Оттолкнулся ладонями и ступнями и прыгнул задом.
В дециметре перед носом просвистел парапет, Накуртка обрушился в воду. И опять: если бы берег был низкий; если бы на дне таился железный лом — Накуртка расшибся бы, с пяти метров. Он вынырнул, хватая воздух, услышал голоса и снова ушел в воду. Полупустые баллоны болтались на спине: избавься от мешка! — будет легче плыть.