— За забор пойдем, — справился потом Шиба.
— За ним, — ответил Бекас. — Далеко не ушел. Босой.
— И чё с ним, — Шар пробившимся басом.
— А ты посвисти, — сказал Суслик, еле ворочая разбитыми губами. — Может вернется. — Нет, точно, ему мало было.
— Орел, — ответил Бекас. — Он за тебя же, голым. Он бы нас одним языком уделал.
— Я не просил, — сплюнул Суслик.
Догнали у болота. От забора это — много вправо и вперед. Забора тут и не было, потому что — болото. Видно, совсем не знал, куда идти. Загнул почти на территорию. Там точно такого ждали: босого в трусах.
Суслик, которого все, войдя во вкус, чествовали Орлом, и вылетел. Какой орел: стервятник. Клевал голого, уже когда тот лежал, когда те подоспели. Шар сверху встал. Ребра затрещали, как макароны.
Шибека присел, нашел на шее пульс.
— В воду, — сказал Шар голосом куклы, зовущей «мама».
Шибека был против.
— Он ничего не сделал. Орел — понятно, распластался, кому понравится. Из-за него, считай, ни за ъ пострадал. Траву жрать заставил. Ты-то что взъелся?
— Он встанет, — объяснил Суслик-Орел. — Вот и сбудется твое желание. Поглядишь на Воркуту.
В принципе, прав. Двадцатью шагами правей начинались такие топи — если туда, найдут через сто лет, когда будут производить археологические копанки. Притом нетронутым.
Шибека не услышал. Ждал, что Бекас. Голоса бы поделились пополам. Но у Бекаса главнее.
— В воду, — сказал Бекас.
— Обоснуй. — Шибека встал боком.
Нет, сегодня им за забор не вернуться. Все уже хотели поскорее бы закончить, все равно как.
Опять то же вылезло — двое на троих? Притом одного уже почти нет. На Шибеку?
Но Шибека не Орел. Стоит, в глазах искра, они знали эту искру. Это та искра, с которой начальству выкладываешь чего оно и за жизнь не слыхало. С Шибекой таким говорить бессмысленно. Позже сам поймет, что не прав против коллектива.
Не слишком бы поздно.
— Ты отсюда не выйдешь, — шевельнул губами Бекас.
Шибека остался с голым.
— Эй, — сказал Шибека, — что там с желанием? Грибы мы твои норм, съели.
Голый молчал. Шибека поводил тыльной стороной ладони у лица. Есть дыхание, вроде.
Не верил он, что Суслик мог его всерьез забить. Не тот экспонат. Хотя — одетый. У одетого всегда туз в рукаве.
Шар? — он только встал.
А мы и не притронулись. Вот когда первый раз про коллектив — те двое, что описаны. Вот они.
Шибека снял с себя куртку и накрыл его.
— Твой Орел, — сказал накрытому, — параша. Я бы ему еще врезал.
Ему не понравилось, как он себя услышал. Почему «бы»? Врежет.
Что сказал Бекас.
Ты отсюда не выйдешь.
У Шибеки — пятьдесят восемь дней. Через два месяца у него звонок. Он уже завел себе календарь. Придется им кого-то брать в компанию.
Шибеке по… на коллектив. Насрать. Он готовился забыть забор как страшный сон. Уже готов. Но о будущем не говорят. Не думают. И верно он считал: пятьдесят восемь дней. Не «два месяца». Каждый.
Под ногами зашуршало — Шибека так и подскочил: змея! Нет, это он зацепил обмоток колючей проволоки. Осторожно выпутался. Откуда здесь. Весь лес отравлен. …А если умрет?
Холодом потянуло. Шибека посмотрел на умирающего человека. — Извини, — сказал он, забирая свою куртку.
Потом Шибека набросил куртку на плечо и пошел в ту сторону, куда остальные, за забор. Он думал, что за забор. А на самом деле он углублялся в трясину.
КАК ВСЁ НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛО
Юна сидела на берегу и дула пиво из бутылки.
Заяц подошел к Юне и выбил ее из ее руки. Горлышко разбило ей губу.
Молча она посмотрела на него.
— Не надо так делать. А то п… потом такие, как я, рождаются.
Заяц шел вдоль парапета. Юна тащилась за ним, как развязавшийся шнурок, хотя он даже не оглядывался.
Он остановился.
— Иди спать.
— Я могу гулять, потом мыть полы ночью и потом опять гулять.
Заяц опять пошел. — Э, ПОМЕДЛЕННЕЕ, — сказала Юна.
Путь завершился. Они оказались у дверей гостиницы для рабочих.
— Туда нельзя? …Опять шесть человек.
— Шестнадцать. Койки в два яруса.
Колени у Юны слегка подгибались.
— Я могу принести тебе еды.
— Там кормят.
— На с…тройке?
— Угу.
…
— Стой. — Заяц взял ее руки и поставил их на дверь. Она не поняла. Но на всякий случай стала держать дверь.
Шестнадцать коек в два яруса стояли пустые. Только на одной лежали Юна и Заяц. Была ночь.