Но Юна не умерла. Проплыл катер, набежавшей волной откатило ее на отмель. Она лежала лицом вниз на песке. Несколько раз ее вырвало водой.
В животе было прямо стерильно. Она не могла перебраться под мост. Скорчившись у парапета, она заснула на отмели.
Ей приснился сон. Оттого, что желудок ее прочистился водой, сон был полон света. В той комнате с шестнадцатью койками, они были с Зайцем вдвоем. Был белый день. Они ждали остальных пятнадцать, те обещали прийти. А они разговаривали.
— Моя мама меня никогда не била. — А мою подружку ее родители да. А получилось — знаешь что? Получилось одинаково. Значит, это не главное, — сделала она вывод.
— Если тебя не изобьют до полусмерти хоть раз, ты не сделаешься храбрым. Но не факт, что после этого сделаешься.
Юна кивнула — не во сне, а на самом деле. Он сказал то же и то же, слово в слово, что и она. Она хотела сказать ему об этом. Но она проснулась.
Из глаз ее текли слёзы. Тысячу раз она писала под мостом, пятьдесят раз ее вырвало — откуда вода? Раз это не Заяц сказал, значит, она сама придумала — то же самое, только важней. У нее не было никакого интереса к тому, что она сама подумала. Но надо было вставать.
Сначала она села.
Потом она встала, держась рукой за стену.
Юна сидела на скамейке возле гостиницы. Утро было пасмурным. Это была суббота.
Заяц вышел.
Он шел быстро. Но он хромал. У нее получилось его догнать.
— Что. — Он повернулся, но смотрел отчужденно.
— Я хотела попросить прощенья, — сказала Юна. — За тот раз.
— Прощаю. — Он кивнул. — Всё?
Воды больше не было. Глаза ее были сухи.
Она двинулась.
Потом она почувствовала руку на своем плече. Она отпрыгнула, обернулась и вскинула локоть, защищаясь.
Заяц молча смотрел на нее.
Юна судорожно выдохнула и опустила. — Ты же сказал, чтоб я ушла.
Он ее завел в столовую. В столовой было пусто, она еще только открывалась. Никого не было в ней в субботу утром. Подавальщицы из-за стойки на них смотрели с отвращением: вот это парочка, хромой и бомжиха. За стойкой была одна сметана. Заяц взял стакан сметаны.
— Пиво есть?
— А технического спирта тебе не налить?
Заяц вышел со стаканом, не слушая, что кричат из-за стойки. Юну он вел другой рукой за локоть.
Он купил бутылку пива в ларьке. Ларек только открылся. Там было только пиво. Заяц свернул крышку зубами, потом выплеснул половину сметаны, в остальное влил.
— Залпом.
Юна взяла у него стакан и стала пить.
Она похудела за неделю. В то же время она опухла. Как ни странно, это было даже красиво. Хотелось ее и ударить, и одновременно затиснуть в угол и целовать.
— Идем, — сказал он. — Туда, где ты живешь. Я тебя проведу.
Она вглядывалась, напряженная и натянутая как струна, пытаясь понять смысл его слов. Можно было играть на этой струне, подав надежду, и опять заставляя собираться с силами.
Зайцу сделалось невыносимо противно за себя.
Он протянул бутылку, где оставалась половина пива:
— На. Еще.
Юна допила всё до дна.
Она на глазах оживала — хотя была все такая же опухшая. — Я что-то подумала... Важное. Вспомню. ЭТО НЕ ГЛАВНОЕ.
Заяц вынул самое ценное, что у него было — деньги, и вложил ей в ладонь. Так ему никогда не удастся доработать до зарплаты.
— Ты уничтожишь только саму себя. Я т… тебе в этом не помощник.
— Спасибо, — сказала Юна.
РЫБОЛОВ
Если ехать ночью в автобусе, на месте № 2, — с места № 1, в углу, ничего не видать, а места 3 и 4 заняты, там отдыхает напарник шофера, — то впереди в свете фар, уходящем в темноту, с которой смыкается лента дороги, за полчаса до границы увидишь вспыхнувшие буквы: ИССА.
Будет незаметный мост, просто ограждение по сторонам трассы. Вскоре граница. Все пассажиры, потирая глаза, потянут свои сумки с полок над сиденьями. Будет пограничный контроль: всех, выстроившихся в очередь, перепишут по паспортам. Потом их проведут по асфальту — где эта граница? этот шлагбаум, что ли? — и, так и не проснувшихся, пересадят в другой автобус, — причем все места, бывшие слева, окажутся справа, и наоборот.
Ты сидишь на бывшем месте 4, нумерованном теперь твоим вторым. Автобус рассекает фарами ночь; на стекле болтается вымпел, загораживая часть обзора. Спишь ли, нет? — наверное, все-таки засыпаешь на секунду: картинка встает дыбом, из трехмерной становится плоскими треугольниками — дорога — гора? — до-ро-га…