Тут чайки полетели к солнцу, крича ему о том, что море остановилось, и солнце так обрадовалось, что море больше никуда не пойдет, что немедленно засветило золотые блестки на воде: от того места, куда, замерев, смотрел с берега один маленький человек — и все дальше и дальше, до самого горизонта.
ОДНОГО ДОСТАТОЧНО
Накуртка зашел в один дом — хозяин ему обрадовался, как и все радовались, кто видел Накуртку.
— Только тут у нас это, — он помялся, — Белый Ворон сидит. Ты не обращай внимания, он скоро уйдет. Он зашуганный — ему ввалили в ментах. Докаркался! Он теперь вообще молчит.
— Давно хотел посмотреть на Белого Ворона, — сказал Накуртка, проходя в комнату.
— Э, — предостерегающе крикнул хозяин, — ты не сильно смотри. А то он опять начнет…
Никакого Белого Ворона Накуртка не обнаружил. Веселая компания за столом, пили чай. А в углу сидел на полу человек. Глаза у него закрывались — но тотчас же он открывал их с таким усилием, как будто бы боялся оказаться лежащим.
Накуртка охватил собравшихся одним взглядом.
И они не позволяют ему разговаривать?
Сразу он направился в угол.
Беседа за его спиной смолкла. Все смотрели, что он собирается делать. Накуртка — это конечно Накуртка. Но всё равно. Кто-то встал — кто-нибудь наиболее независимый: например, Боров. В гневе хрюкая, он вышел из комнаты. Сразу несколько человек потянулись следом. А потом и все.
Накуртка развалился, устраиваясь на полу поудобней.
— Я Накуртка, — сказал он.
Человек смотрел на Накуртку. Слушал Накуртку. Понимал его. Понимал он и то, что в его ситуации это ничего не меняет.
Понимал он и то, что за три долгих месяца это первый, кто к нему обратился. Его что, не предупредили? — О чем?.. Представления он не имел, о чем тут предупреждают относительно него каждого вновь входящего. Может, и ничего.
Понимал он и то, что, значит, можно не уходить. Никто его не выгонял. Гнал его собственный страх. Ни в одном месте он не оставался дольше чем три часа. Он уже пересидел. Не сказать, чтобы он отдохнул.
Но пока этот рассказывает, выход откладывался. Напряжение, необходимое, чтоб подняться на ноги, отступило. Первый раз за три месяца он почувствовал чью-то руку. И это была не рука, протянутая, чтоб помочь встать. Она говорила: сиди.
Накуртка просто болтал. Вообще-то Накуртка был не из болтливых. Он не думал, он действовал.
Вообще-то Накуртка услышал имя — Белый Ворон — первый раз. Ну, хорошее имя. Он ничего не спрашивал. Рассказывал — не истории; историй про Накуртку было сколько угодно. Рассказывали их другие. Накуртка говорил — что придется, что на язык ляжет. Легло что-то нейтральное: растительность и рельеф в другом месте, где был — не давно и недавно. Он мог бы говорить о погоде.
— Что с этим делать? — спросил начальника отделения его подчиненный — пусть будет Майор.
— Он уже не встает. Ссыт кровью.
— Отпустить, — сказал начальник.
— Отпус… тить? — Майор подавился корюшкой.
— Что это будет в эзотерическом плане? — спросил начальник со вкусом. Он пошевелил пальцами. — Эта… птичка. Привязываешь птичку на веревку. Длинную. — Он покачал пальцем. — Но не очень. И пускаешь.
— Он будет летать по кругу. Когда захочет сесть — вспугиваешь. — Что это будет?
— Сдохнет! — радостно понял Майор.
Начальник стукнул его пальцем по лбу.
— Тогда я тебя привяжу. — Никуда он не уйдет. Тут будет тусоваться. Главное, проследи, чтобы никто ничего не говорил. Нам надо пробудить его изобретательность.
— …вот так там было, — завершил Накуртка. И легко встал.
— Хочешь посмотреть? Приходи. Я там буду где-нибудь через месяц.
Не оглядываясь, он вышел. Вон из этого дома.
Человек на полу не шевелился. Неожиданно. Опять он был один.
Но прошло два часа. За окном посветлело. Надо было тоже вставать.
СНЫ
Случилось так, что и Накуртку словили. Накуртка принял всё без единого звука. Накуртка предпочел бы все удары мира вытерпеть сам. Когда очередная вспышка взрывалась в его глазах, думал, что кому-то в это время они не достаются. Потерявшего сознание, его еще некоторое время толкли: воду в ступе; разницы не было между Накурткой живым или мертвым. Но наконец, бросив, как какой-то мешок (небольшой, Накуртка ростом и сухим телом был с 14-летнего) — отошли буквально вот тут отдохнуть.