Тут уселись наши четверо приятелей за стол, принялись за остатки ужина и так наелись, как будто им предстояло голодать недели три.
Покончив с ужином, все четверо музыкантов загасили огни в доме, и каждый стал себе искать удобную постель сообразно своему вкусу.
Осел улегся на навозе, собака прикорнула за дверью, кошка растянулась на очаге около теплой золы, а петух взлетел на шесток. И так как они все были утомлены своим долгим странствованием, то и заснули очень быстро.
Когда минула полночь и разбойники издали увидели, что огни в их доме погашены и все, по-видимому, спокойно, их атаман сказал им: «Чего это мы сдуру так испугались?» — и велел одному из шайки пойти к дому и поразведать.
Посланный увидел, что все тихо, и вошел в кухню, чтобы раздуть огонь. Он подошел к очагу, а там кошачьи глаза светятся! Разбойник решил, что это горячие угли, и ткнул в них серной спичкой, чтобы огня добыть. Но кот шутить не любил: как вскочит, как фыркнет обидчику в лицо да как цапнет!
Разбойник с перепугу бросился к черному ходу, но тут собака сорвалась со своего места да как укусит его за ногу!
Он пустился напрямик через двор мимо навозной кучи, а осел как даст ему задней ногой!
В довершение всего петух на своем шестке от этого шума проснулся, встрепенулся и заорал во всю глотку: «Ку-ка-ре-ку!»
Побежал разбойник со всех ног к атаману и доложил: «В доме нашем поселилась страшная ведьма! Она мне в лицо дохнула и своими длинными пальцами расцарапала! А у дверей стоит человек с ножом — он мне им в ногу пырнул! А на дворе дрыхнет какое-то черное чудище, которое на меня с дубиной накинулось. А на самом-то верху сидит судья да как крикнет: „Давай его, плута, сюда!“ Едва-едва я оттуда ноги уволок!»
С той поры разбойники не дерзали уж и носа сунуть в дом, а четверым бременским музыкантам так в нем полюбилось, что их оттуда ничем было не выманить.
Кто их там видал, тот мне о них рассказал, а я ему удружил — эту сказку сложил.
УДАЧНАЯ ТОРГОВЛЯ
Однажды мужик отвел свою корову на базар и продал ее там за семь талеров. На обратном пути ему довелось проходить мимо одного пруда, из которого далеко кругом разносилось кваканье лягушек: «Ква, ква, ква, ква!» — «Ну да, — стал он говорить сам себе, — мелют по-пустому: семь талеров я выручил, а не два!»
Подойдя к самой воде, он и лягушкам крикнул: «Глупое вы зверье! Небось лучше меня знаете? Семь талеров, а не два!»
А лягушки-то все на своем: «Ква, ква, ква!» — «Ну, коли вы не верите, так я вам сочту».
Вытащил деньги из карманов и пересчитал все семь талеров, раскладывая по двадцать четыре гроша на каждый.
Однако лягушки не сошлись с ним в счете и опять затянули ту же песню: «Ква, ква, ква!»
«Коли так, — крикнул мужик, разгневавшись, — коли вы полагаете, что знаете дело лучше меня, так нате же, считайте сами!» — и швырнул им деньги всей кучей в воду.
Постоял он на берегу некоторое время, намереваясь обождать, пока они справятся со счетом и возвратят ему деньги, но лягушки настаивали на своем, продолжая по-прежнему голосить: «Ква, ква, ква», — да и денег ему не возвращали.
Подождал мужик еще немало времени, пока не наступил вечер и не понадобилось ему идти домой; тогда он выругал лягушек и крикнул им: «Ах вы, водошлепницы! Ах вы, толстоголовые, пучеглазые! Рыло-то у вас широкое и кричать вы горазды, так что от вас в ушах трещит, а семи талеров пересчитать не умеете! Или вы думаете, что я тут буду стоять и дожидаться, пока вы со счетом справитесь?»
И пошел прочь от пруда, а лягушки-то ему вслед: «Ква, ква, ква», — так что он и домой пришел раздосадованный.
Сколько-то времени спустя выторговал он себе корову, заколол ее и стал рассчитывать, что, если бы ему удалось выгодно продать ее мясо, он бы столько выручил за него, сколько стоили ему обе коровы, да еще шкура у него в барышах бы осталась.
Когда он с мясом подъезжал к городу, то перед самыми городскими воротами наткнулся на целую стаю собак, сбежавшихся сюда. И впереди всех — огромная борзая; так и прыгает около мяса, и разнюхивает, и лает: «Дай, дай, дай!»
Так как она все прыгала и все лаяла, то мужик и сказал ей: «Ну, да! Вижу я, что ты недаром говоришь: „Дай, дай“, а потому что говядинки хочешь… Ну, хорош же я был бы, кабы точно взял да и отдал бы тебе говядину!»
А борзая все то же: «Дай, дай». — «Да ты скажи мне: ты ее не сожрешь сама и за товарищей своих ответишь?» — «Дай, дай», — лаяла по-прежнему собака. «Ну, коли ты на этом настаиваешь, так я тебе говядину оставлю; я тебя знаю и знаю, у кого ты служишь. Но я тебя предупреждаю: через три дня чтобы мне были готовы деньги, не то тебе плохо придется: ты можешь их мне потом и сюда вынести».