– Как можно забыть это? – говорил Ивашка и подливал черепахе чай из чайничка.
Правду говорил. Этот случай он хорошо помнил. Попросила его как-то вечером мать:
– Сходи, сынок, налови в речке раков, поужинаем.
Поужинать Ивашка был не прочь, а вот в речку за раками лезть, мокнуть в студеной воде на ночь глядя не хотелось. Но ведь так прямо не скажешь матери – не пойду. Она ведь может и за вихры оттаскать. Да и поругивала уже не раз мать Ивашку:
– Что же это ты ничего делать не хочешь. Ведь кормильцем ты моим должен быть, а ты все еще на моей шее сидишь.
Нет, так просто отказаться нельзя было, мать ругаться бы стала. И потому сказал Ивашка матери:
– Я бы, мама, с радостью сходил, да нога у меня что-то побаливает. Застужу в воде, хромота нападет, куда я тогда калека? А так бы я с радостью.
– Что ж, – сказала медведица Авдотья, – раз болеешь ты, посиди тогда в берлоге, я сама схожу.
Сходила, принесла целое лукошко раков. Дрожью изошла вся, пока наловила их, стара уж стала в речке-то купаться. Кормила Ивашку, приговаривала:
– А ты побольше ешь, сынок. Пища крепость придает, а крепких хворь стороной обегает.
А когда укладывала Ивашку спать, сказала:
– Раз нельзя тебе пока, сынок, в речку лезть, не надо. На деревню сходи завтра, барашка добудь. Неможется мне что-то. Пожую баранинки, полегче, может, станет. Да и ты мясца отведаешь.
Отведать баранинки Ивашка всегда готов, а вот идти за ней ему не хотелось. Но ведь так просто не скажешь матери – не пойду. Начнет браниться мать, услышат медведь Спиридон с медведем Лаврентием, придут и расчешут вихры. Они уж расчесывали ему. Подумать надо, как быть.
А медведица Авдотья увидела – ушел ее сынок в мысли, обрадовалась. Ясно, о чем сейчас думает Ивашка: как незаметно к барану подобраться, как без лишнего шума подмять его под себя и унести, чтобы собаки его не заметили.
Всю ночь лежала медведица в постели, смотрела на светлый квадратик окошка и улыбалась нежно: выправляться, значит, Ивашка начал – задумывается.
А утром Ивашка сказал ей:
– Я бы, мама, с радостью пошел на деревню, да что-то у меня сегодня голова не в порядке: кружение в ней какое-то. Как бы не свалиться в дороге, беды бы не на жить. А так я бы с радостью.
– Ну коли болеешь ты, сынок, в берлоге посиди, в шашки поиграй. Я сама схожу как-нибудь, – сказала медведица Авдотья и пошла на деревню барашка добыть да сына мясцом попотчевать.
С этого дня частенько начал прихварывать Ивашка. Так обычно носится по роще, а чуть станет посылать куда мать по делу, тут же за сердце хватается. Глаза под лоб закатывает, охает:
– Ох, я бы с радостью, мама, да недуги меня разные замучили. Не успею от одной боли оправиться, другая прилипает. Вчера животом маялся, сегодня сердце что-то пошаливает. А так я бы с радостью.
И плетется, бывало, медведица Авдотья сама, куда Ивашка в минуту слетать мог бы, если бы захотел. Но медведица не знала этого и говорила всем в роще:
– Выправляется мой Ивашка. Бывало, никак не хотел помогать мне.
– А сейчас, – спрашивали у нее, – помогает?
– Нет пока, но и не отказывается. Готов помочь, да болеет. Но ведь заболеть каждый может. Я вон тоже себя плохо чувствую, чуть хожу.
Но хоть и плохо себя чувствовала Авдотья, кормила Ивашку сытно. Чего, бывало, ни пожелает он, того и добудет.
– Балуешь ты его, Авдотья, – говорила ей медведица Матрена. – Покрепче приглядывай за ним. Не стойкий он у тебя, свихнется ненароком.
А она отвечала:
– Больной он у меня, а больного что ж не побаловать.
И пришли тогда однажды к ней в берлогу медведь Спиридон с медведем Лаврентием и сказали:
– А ну показывай, где больной твой, мы ему лечебный массаж сделаем.
Как услышал Ивашка про массаж, так и выскочил сейчас же в окошко и кинулся бежать.
– Я здоров, – кричит, – я уже вылечился, ничем не болею.
Вот об этом и напомнила теперь черепаха Кири-Бум, а Ивашка сказал:
– Такое не забывается.
– А ведь это я тогда подговорила медведей помассажировать тебя. Сходите, говорю, помогите Авдотье вылечить Ивашку… А помнишь, какую я об этом сказку тогда сочинила?
Ивашке ли забыть это! Да над ним тогда недели две медвежата потешались да и от взрослых прохода не было. Кто ни встретит, сейчас же спросит:
– Не приходили еще раз медведь Спиридон с медведем Лаврентием уши тебе драть?
Ивашка даже помнит, как рассказывала Кири-Бум эту сказку у сосны с кривым сучком. Ночь была лунная, хорошо ее было видно. Сидела она на пеньке, глазки щурила, говорила:
«Совсем обленился у медведицы Авдотьи медвежонок Ивашка. Чего бы и когда ни попросила мать сделать у него уж и ответ готов:
– Сама разве не можешь?
Стыдила его медведица:
– Неслух ты. Бока уж, поди, пролежал.
Ничего не помогает. И тогда решила медведица:
– А прикинусь-ка я глухой.
Кликнула Ивашку. Сидел он у берлоги и сам с собой в шашки играл.
– Сходи, сынок, принеси мне поесть чего-нибудь.
– Сама разве не можешь? – ответил, как всегда, Ивашка, а медведица приложила к уху ладонь и говорит:
– Ты вроде что-то сказал, сынок? Не расслышала я. Повтори.
Это Ивашке не тяжело, повторил он:
– Сама разве не можешь поесть себе принести чего-нибудь?
И опять медведица ладонь к уху приставила:
– Ах, батюшки, вот вижу: шевелятся у тебя губы, говоришь ты мне что-то, а что – понять не могу. Совсем туга на ухо стала, глухота меня одолела. Ты мне погромче кричи, сынок. Не слышу я.
И заорал Ивашка изо всей мочи:
– Сама разве не можешь на ужин себе принести чего-нибудь?
И покатилось по роще эхо, от дерева к дереву, от полянки к полянке: «Сама разве не можешь…» И сказала медведица Авдотья:
– Вот теперь хорошо. Теперь не только я, все услышали, что ты меня, старую, кормить не хочешь. Придут сейчас медведь Спиридон с медведем Лаврентием и поговорят с тобой.
А Ивашка знает, как медведи разговаривают: по-медвежьи, один возьмет за одно ухо, другой – за другое. И кто кого перетянет. Вскочил он и побежал в чащу. Немного погодя улей принес.
Поела медведица меду, попить ей захотелось. Кликнула она Ивашку:
– Сходи, сынок, к речке, принеси мне воды.
А у Ивашки, как всегда, ответ готов:
– Сама разве не можешь?
Приставила медведица ладонь к уху:
– Ты вроде что-то сказал, сынок? Повтори, не разобрала я.
– Сама, говорю, разве не можешь за водой сходить?
– Ну что ты будешь делать, – сокрушалась медве дица, – вот вижу: говоришь ты мне что-то, шевелятся у тебя губы, а что – никак понять не могу. Темно в голове, ну ничего не слышу. Ты мне погромче крикни, сынок.
И заорал Ивашка изо всей мочи:
– Сама разве не можешь за водой сходить!
И покатилось по роще эхо, от дерева к дереву, от полянки к полянке: «Сама разве не можешь…» И сказала медведица Авдотья:
– Вот теперь хорошо. Теперь не только я, все слышат, что ты мне, старой, воды ленишься принести. И вот сейчас придут медведь Спиридон с медведем Лаврентием и поговорят с тобой.
Вскочил он поскорее, за ведро и – к речке.
Так и пошло с той поры: станет медведица посылать куда Ивашку, начнет он отказываться, она сейчас же ладонь к уху:
– Глухота меня, сынок, одолела. Ты мне погромче кричи, чтобы не только я и другие слышали, как ты мать свою старую слушаешься. Придут тогда медведь Спиридон с медведем Лаврентием и поговорят с тобой.
Скажет она так, и бежит Ивашка, куда мать посылает, потому что он знает, как медведи разговаривают.