Мария Хроно
Сказки Даймона
Вступление
Демон, приходящий в ночи – жестокий, ужасный, терзающий разум и сжигающий тело желаньем. Ты на грани реальности и фантазий – словно сон, боюсь я утратить. Я боюсь твоего появления, я боюсь, что ты никогда не придешь. И стереть мне память о тебе было бы величайшей милостью для меня. Я бы уничтожил тебя – собственными руками. Я бы отдал все во имя тебя – ведь ты Душа моя.
Женщина, сотканная паутиной Луны, каждый раз приходит в ночи через дверь желаний моих. Сев на меня, она смотрит в глаза мои – и не в силах я отвести взгляд. Ведь в глазах ее плещутся миры, что не видел я прежде, не знал. Слезы стекают по щекам моим, пока она меня иссушает. Меня убивая, песни она мне напевает – песни о Другой Стороне.
Нет никого ужаснее нее.
Нет никого прекраснее ее.
Настало время Мрачных сказок.
Лабиринт миров
Тебе страшно? Настолько страшно, что хочется закричать, вскочить с кровати и броситься прочь, но сил хватает лишь на то, чтобы шептать. Тебе так хочется все рассказать им, но глядя в их, полные скорби глаза ты позволяешь себе лишь улыбнуться на прощание. Ты уже почти что мертв, а им еще жить – так пусть верят, что ты умирая смирился с неизбежным. Но ты все равно боишься, боишься и ничего не можешь сделать, пока пустота неумолимо поглощает тебя крупица за крупицей.
В последний момент, когда ты желаешь увидеть свет в последний раз, но твои глаза видят лишь тьму, только тогда, только тогда ты понимаешь, что всегда был пустотой.
Не бойся, та сторона все же есть. Нет, она не похожа на унылый, скучный и мирный рай, и не полыхает в ней адское пламя, но там есть лабиринт.
В этом лабиринте вечно царит сумрак и прохлада. Приглушенный холодный изумрудно-голубой свет озаряет миллиарды дорог. Пути ветвятся, расходятся, сплетаясь в паутину, но у каждого из них есть свой конец, он же начало – дверь, что ведет в мир. Одни из них так похожи на наш, другие же ты даже представить не сможешь сейчас своим человеческим разумом, не то что понять.
Но у каждого из них своя музыка, непохожая на земную, у одних она спокойная, у других подобна самому хаосу, у нее есть свой цвет и вкус, но редко лишь один. Она раздается в лабиринте, зовя, маня из одного его конца в другой, завлекая в темные туннели и сияющие залы.
Что же выбрать, спрашиваешь ты. Когда ты там окажешься, у тебя не возникнет такого вопроса. Иди от одной двери к другой, познавая тайны чужих миров пока не найдешь тот, где захочешь остаться в следующей жизни. Может тебе приглянется первый попавшийся мир, а может ты решишь бродить в полумраке веками – время там течет незаметно, неслышно, его заглушает музыка множества измерений.
Поверь мне и не бойся. Когда-нибудь, когда ты уже забудешь наш разговор, не знаю где и когда, я обещаю ты вновь очнешься и осознаешь, что существуешь.
Мир – паутина.
Глава 1. Нигредо
Моя крепость
В одной такой разной Вселенной, в одном сером, унылом городе жил маленький мальчик. Этого мальчика звали Цакль, и было ему лет десять от роду. Цакль был очень послушным мальчиком с очень строгой мамой. Он всегда молча, без капризов, ел безвкусную кашу на завтрак, терпеливо высиживал уроки в школе, а потом осторожно, стараясь не наступать в грязь, в которой буквально утопал город, чтобы не запачкать ботинки, шел домой. Дома мальчика ждала мама, которая тщательно, до мелочей, выспрашивала, как прошел день, не делал ли ему замечаний мистер Уилсон (его школьный учитель), и не заходил ли (не дай-то бог!) он куда-то после уроков.
Вечером приходил его папа, и столь строгая мама сразу превращалась в милую, невинную пташку. Она всегда твердила, что папа так сильно устает на работе в конторе мистера Смитерса, что нельзя его тревожить. И всегда, когда он возвращался, либо кружила возле него, либо стояла у стены, пожирая супруга восторженными глазами, в любую минуту готовая сорваться с места на любую просьбу. В противовес эмоциональной, пухленькой, вечно пышущей здоровьем и энергией маме, папа был весьма уравновешенным, тихим и спокойным человеком. Низкого роста, худощавый, в очках, с серыми волосами, поеденными лысиной, не снимавший своего серого костюма даже дома, он после работы садился в свое кресло и читал газету, заботливо подготовленную женой. Порой он тихим голосом просил супругу сварить кофе или принести плед. На Цакля папа почти не обращал внимания и словно чувствовал рядом с ним какую-то неловкость. Порой папа спрашивал сына как учеба и, удовольствовавшись коротким ответом вроде «все хорошо, учитель меня вчера хвалил», с чувством выполненного отцовского долга возвращался к газете.