ГОРЕ ЛУКОВОЕ, СЧАСТЬЕ МАКОВОЕ
Идем по лесу. Дед Игнат впереди. Что-то напевает шепотом. Подбираюсь поближе:
— … Еще не сыро. Спозаранку
Прогулка манит за порог…
Сентябрь стелет самобранку
Из желтых листьев у дорог…
Заметив мое внимание, старик умолкает, стесняется. А я в недоумении: никогда прежде не слышал его стихов. Делаю вид, что не подслушивал. Дед, покосившись в мою сторону, бормочет под нос:
— Грибы растут еще без спроса,
Еще не выцвела листва…
Туман плывет в долине косо.
Еще хватает волшебства…
— Это что за гриб? — спрашивает дочка и тут же смущается, — перебила старика. И не знает к кому из нас обратиться. Я добродушно улыбаюсь и подмигиваю: спрашивай, мол, у деда, я не обижусь.
Дед Игнат берет неизвестную мне поганку, пристально рассматривает.
— Мокруха, можно и взять. Но давай что-нибудь получше поищем.
Оленька отходит в сторону, находит еще один гриб. Несет деду.
— А это мухомор. Только маленький, потому и точек нету. — Оленька роняет гриб, ладошки вытирает о бока. Старик нагибается и мухомор поднимает:
— Гриб ядовитый, но полезный, — кладет мухомор в ведро. Дочка недоумевает:
— Ты его кушать будешь?
Я ей поясняю:
— Дедушка лекарство из него сделает.
Дед Игнат добавляет:
— От ревматизма растирку наведу.
Ольга шепчет по слогам новое слово:
— Ре-ма-тизм.
Я слышу, улыбаюсь, снова разъясняю:
— Ревматизм — это когда спина болит.
— Вот-вот, поясницу ломит.
Идем дальше. Дочка вдруг останавливается, хихикает:
— Дедушка, а ты что? Пополам сломаешься? Как палочка?
— Ах ты горе мое луковое! Зачем это я ломаться буду? Я ж не старый еще!
— Старый! Старый! — дразнится без зла.
— Вот чего еще выдумала? С чего такие глупости?
— Ты сам сказал, что тебя ломит.
— Это да, это бывает. Ломит — значит болит.
— Понятно.
Дед взял да и выбросил мухомор, пробормотав что-то про то, что мазью проще и быстрее лечиться. А мне попалась сыроежка, но, впрочем, червивая. Я остановился. Лишним я себя не чувствовал, но и, казалось, потеряйся я сейчас в лесу, эти двое не сразу и заметят.
— Пап, идем.
— Ага, сейчас. Догоняю уже.
— Дед, а сказка будет?
— Так уже была. — старику повезло, он срезал пару подберезовиков, еще совсем свежих, крепких.
— А еще! — Оленька не отступала.
— Еще? Вон под тем кустом тебе еще.
Там, куда указал дед Игнат, действительно оказался гриб.
— Ну, отец, ты будто сам их тут сажал.
— А как же?! Старый гриб бросишь, место приметишь, на другой год растет.
Оленька нас перебивает:
— Дед, ты обещал.
— Ну, раз обещал… вот там еще пошурши. Что нету? Бывает. А когда же я обещал? Старый стал, не помню.
— Не старый… — ластится внучка.
— Поди пойми тебя: то старый, то не старый… про что хоть обещал-то?
Я заступаюсь за дочку, придумываю на ходу:
— Про горе луковое!
— Да-да, — подхватывает Оленька.
— Не знаю я такой сказки. Отродясь не слыхивал. — старик лукавит, все свои сказки он сходу сочиняет. Теперь же упрямится.
— Будет тебе сказочка, но как домой воротимся. Про горе луковое и про счастье маковое. А пока не зевай, вон чуть было боровик не подавила.
Оленька смотрит под ноги, но ничего не видит. Я тоже ничего не нахожу. Старик не выдерживает, подходит к нам, разгребает листву: под ней действительно растет боровик.
Действительно, «грибы растут еще без спроса…»
АНУКА-ВОИН
Мне кажется, да и не мне одному, что мы — взрослые люди — такие серьезные, очерствевшие вдруг, навсегда забываем язык детей. Словно иностранцы заучили мы слова, даже говорить смогли, но понимать не научились. Лишь только в старости, наигравшись в свои взрослые скучные игры, отчего-то впадаем в детство…
… Оленька сидит за столом и рисует. Стол высокий, она маленькая, локти почти на уровне плеч, подбородком вот-вот уткнется в рисунок. Я оставляю чтение, ищу глазами, чтобы такое подложить на стул. Ничего не нахожу и заново беру газету. Погружаюсь в чтение.
Заходит тесть. Оленька оборачивается к нему и улыбается. Возникает контакт. Слова им не к чему, у них свой особый язык. Оба получают удовольствие от взаимных улыбок. Какие-то крохи перепадают и мне, заражаюсь общим весельем.
Старик указывает Оленьке подняться, сам садится на ее место, внучку сажает себе на колени. Проблема с высоким столом решена. Чувствую укол ревности и стыда.