– Э, не обманешь меня.
Вот спустя немного старуха говорит старику:
– Увези-ка и моих-то дочерей к жениху, он их ещё не так одарит!
Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Вот поутру рано старуха деток своих накормила, как следует под венец нарядила и в путь отпустила. Старик там же оставил девок под сосною. Наши де́вицы сидят да посмеиваются:
– Что это у матушки выдумано – вдруг обеих замуж отдавать? Разве в нашей деревне нет и ребят? Неровён чёрт приедет, и не знаешь какой!
Девушки были в шубках, а тут им стало зябко.
– Что, сестра? Меня мороз по коже подирает. Ну, как суженый-ряженый не приедет, так мы здесь околеем.
– Полно, Машка, врать! Коли рано женихи собираются, а теперь есть ли и обед на дворе?
– А что, коли приедет один, кого он возьмёт?
– Не тебя ли?
– Да, смотри, тебя!
– Конечно меня.
– Тебя! Полное́ тебе цыганить да врать!
Морозко у девушек руки ознобил, и они сунули руки в пазухи да опять за то же:
– Ой ты! Прясть не умеешь, а перебирать и вовсе не смыслишь.
– Ох ты, хвастунья! А ты что знаешь? Только по беседкам ходить да облизываться. Посмотрим, кого скорее возьмёт!
Так девицы перекрикивались и не в шутку озябли; вдруг они в один голос сказали:
– Что так долго нейдёт? Вишь ты, посинела!
Вот вдалеке Морозко начал потрескивать и с ёлки на ёлку поскакивать да пощёлкивать. Де́вицам послышалось, что кто-то едет.
– Чу, уж едет, да и с колокольцом.
– Поди прочь! Я не слышу, меня мороз обдирает.
– А ещё замуж собираешься!
И начали пальцы отдувать. Морозко всё ближе да ближе; наконец очутился на сосне, над девицами. Он девицам говорит:
– Тепло ли вам, девицы? Тепло ли вам, красные? Тепло ли, мои голубушки?
– Ой, Морозко, больно студёно! Мы замёрзли, ждём суженого, а он, окаянный, сгинул.
Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать и чаще пощёлкивать.
– Тепло ли вам, девицы? Тепло ли вам, красные?
– Поди ты! Разве слеп, вишь, руки и ноги отмёрзли.
Морозко ещё ниже спустился, сильно приударил и сказал:
– Тепло ли вам, девицы?
– Убирайся ко всем чертям в омут, сгинь, окаянный! – И девушки окостенели.
Наутро старуха мужу говорит:
– Запряги-ка ты, старик, положи охабочку сенца да возьми шубное опахало. Чай, девки-то приозябли – на дворе-то страшный мороз!
Старик не успел и перекусить, как был уж на дворе и на дороге. Приезжает за дочками и находит их замёрзшими. Он в сани деток свалил, опахалом закутал и рогожкой закрыл.
Старуха, увидев старика издалека, навстречу выбегала и так его вопрошала:
– Что детки?
– В сенях.
Старуха рогожку отвернула, опахало сняла и деток замёрзшими нашла.
Тут старуха как гроза разразилась и старика разбранила:
– Что ты наделал, старый пёс? Уходил ты моих дочек, моих кровных деточек, моих ненаглядных семечек, моих красных ягодок! Я тебя ухватом прибью, кочергой зашибу!
– Полно, старая! Вишь, ты на богатство польстилась, а детки твои упрямицы! Коли я виноват? Ты сама захотела.
Старуха посердилась, побранилась, да после с падчерицею помирилась, и стали они жить да быть да добра наживать, а лиха не поминать. Присватался сосед, свадебку сыграли, и Марфуша счастливо живёт. Старик внучат Морозком стращал и упрямиться не давал. Я на свадьбе был, мёд-пиво пил, по усу текло, да в рот не попало.
Снегурочка
Жил-был крестьянин Иван, и была у него жена Марья. Жили Иван да Марья в любви и согласии, вот только детей у них не было. Так они и состарились в одиночестве. Сильно они о своей беде сокрушались и, только глядя на чужих детей, утешались. А делать нечего! Так уж, видно, им суждено было. Вот однажды, когда пришла зима да нападало молодого снегу по колено, ребятишки высыпали на улицу поиграть, а старички наши подсели к окну поглядеть на них. Ребятишки бегали, резвились и стали лепить бабу из снега. Иван с Марьей глядели молча, призадумавшись. Вдруг Иван усмехнулся и говорит:
– Пойти бы и нам, жена, да слепить себе бабу!
На Марью, видно, тоже нашёл весёлый час.
– Что ж, – говорит она, – пойдём разгуляемся на старости! Только на что тебе бабу лепить, будет с тебя и меня одной. Слепим лучше себе дитя из снегу, коли Бог не дал живого!
– Что правда, то правда… – сказал Иван, взял шапку и пошёл в огород со старухою.
Они и вправду принялись лепить куклу из снегу: скатали туловище с ручками и ножками, наложили сверху круглый ком снегу и обгладили из него головку.