Внезапно тишина разразилась диким свистом, в окнах заметались факелы, затопали шаги встревоженной стражи. Из окна верхнего этажа донесся женский вскрик, правда, испуга в нем было не больше, чем удивления. А мигом позже оттуда спустилась веревка, и на ней повис юркий, стройный силуэт. Свет факелов, ворвавшихся в комнату позади него, полоснул по горевшим таким же огнем всклоченным волосам, стоявшим ежиком, по веснушчатому лицу, чуть вздернутому носу и упрямому подбородку. Глаза юноши дерзко блеснули. Взмахнув на прощание рукой преследователям, он спрыгнул подоконника и начал спускаться по стене.
Из комнаты послышался все тот же испуганный женский голос:
- Не надо, ты же убьешь его, отец! Он не хотел ничего дурного.
- Замолчи, бесстыдница, я покажу ему, как проникать в покои моей дочери среди ночи и заниматься непотребством!
- Но мы только беседовали, он принес приглашение на...
Дальнейшие слова оборвала звонкая пощечина, а следом из окна посыпался град стрел. В проеме показалось взбешенное лицо маркиза, обрамленное окладистой бородкой, которая теперь тряслась от гнева. Губы растянулись в хищном оскале, когда охотничий нож перерезал веревку, по которой спускался незваный визитер. Благо до земли оставалось уже несколько метров, и тот просто заскользил по стене, ловко приземлившись на носки и перекатившись через голову.
- Мерзавец! - выкрикнул обескураженный отец.
- И вам всего хорошо, дорогой господин Ваальде, не держите на меня зла, завтра на приеме у отца я лично налью вам вина.
- Негодный щенок! Я обо всем расскажу твоему отцу. Имя семьи Кольбейн будет опозорено. Я..
- Клайм! Клайм! - в окне показалась девичья белокурая головка.
- Дельфи, не волнуйся, со мной все в порядке, - с этими словами тот, кого назвали Клаймом, парень лет пятнадцати-шестнадцати, отвесил девушке изысканный поклон - правда, шутовства в нем было не меньше - и бросился бежать по мосту через ров. По двору уже носились оголтелые стражники, дорогу вокруг Клайма осыпали стрелы. Но, петляя как заяц, парень ловко уворачивался ото всех выстрелов.
- Благодарю за теплый прием, маркиз! - крикнул он, обернувшись.
- Наглец! - поперхнулся старый вояка. - Встречу еще раз - уши отрежу!
На другой день в городском поместье семьи Кольбейн устраивали грандиозный прием. Как и все, что делал районный глава дворянства, он был великолепен. Старый военный, дослужившийся до генерала, к своим шестидесяти годам решил уйти в отставку и вплотную заняться ведением светской жизни и воспитанием нерадивого сына. Что и говорить, шестнадцать лет жизни сорняком, пока отец пропал в бесконечных военных кампаниях Астала, не способствовали воспитанию будущего главы семьи.
На уме у юного Клайма были только любовные шашни да игры со своими низкородными друзьями. Не зная, куда деваться от стыда, отец вынужден был приносить извинения самым знатным фамилиям за проделки своего сына. И вот на этом приеме была поставлена жирная точка, когда марки Ваальде поведал ему о ночных похождениях неугомонного сынка хозяина дома. Рассыпавшись в тысячах извинений и подарив в качестве компенсации одного из лучших коней из своей конюшни, после приема господин Кольбейн велел вызвать сынка в свой кабинет, чтобы поучить маленько уму-разуму.
Демонстративно позевывая и потирая глаза, юный наследник прославленного рода Кольбейн зашел в отцовский кабинет, по пути пытаясь придать себе пристойный вид, и начал застегивать небрежно накинутый камзол излюбленного красного с позолотой цвета. Этот цвет как нельзя лучше подходил к его волосам, да и девушкам нравился. Увидев в руке отца, сидящего за столом плетку, он понял, что дело туго, да и отцовский взгляд не предвещал ничего хорошего, поэтому решил сыграть на опережение.
- Клянусь, я женюсь на дочери господина Ваальде! - пылко воскликнул он.
- Балбес! - заорал отец, вскакивая из-за стола и принимаясь охаживать сына по всем местам, куда мог дотянуться, хотя тот бы на целую голову выше него. - Вымахал как каланча, в плечах как сажень, а ума не нажил! - крики хозяина слышал весь дом, но гости уже разъехались, а слуги знали методы воспитания, впрочем, совершено неэффективные, применяемые к единственному наследнику семьи. Потому никто даже бровью не повел.
Скоро рука у господина Кольбейна устала и он, тяжело дыша, отступил, Клайм стоял с помятым и крайне обиженным видом.