"А давай оставим ее себе, - игриво отозвался невидимый драккар, - она мне понравилась! И тебе."
"Хулиганить нехорошо. Люди не поймут."
Покачиваясь на волнах, драккар изгибает чешуйчатую шею и прикрывает прозрачно-голубые глаза в предвкушении веселья.
Хотя до веселья, он знает, еще далеко. Или долго? Какая разница, в конце концов!
Эй не ленится обойти кругом и войти в Тилмир с противоположного конца - он знает людей и их невероятную способность к дурной молве. Не хотелось бы навредить той милой девушке.
К тому моменту, как он входит в деревню, проглядывает бледное, неуверенное солнце и ее обитатели выходят на улицу, в сырую грязь. Дела сами собой не сделаются, верно?
На него косятся недоверчиво, подозрительно, словно готовы шарахнуться в сторону или швырнуть камень при любом резком жесте или громком звуке. Эй преодолевает желание хлопнуть в ладоши и завопить "Кыш!!!". Вместо этого он пытается узнать у женщины в цветастой косынке, где трактир, и она хмуро отвечает:
- Нету, давно нету. К нам чужие не ездят. У нас это, дикие звери водятся.
- Я из Сумруда, - поясняет эльф.
- Слышала, - скупо роняет женщина. Но собеседник такой юный, такое у него светлое лицо, сама наивность... она задумывается о чем-то и замирает, опершись на плетень, а потом ворчливо советует, сама себе удивляясь:
- Если есть пара монет, дойди до дома с синими стенами. Большая семья. Они ничего не боятся. Совсем страх потеряли...
- Спасибо, сударыня, - улыбается Эй.
Уже поднявшись на крыльцо дома, она поняла, что не спросила у Эй... Эя, зачем он пришел в Тилмир, и не пояснила, как надо себя вести. Он ведь знал о чудовище из чащобы. Но там, в чудесном Сумруде, должны были ему все сказать? Или нет? Ах, Сумруд... Сказки, услышанные от попутчика, засели в сердце. Видно, в том самом пустом месте, о котором он говорил. Мужа дома не оказалось, и некому было выругать ее за долгое отсутствие, за промокшую одежду, за грязь на ногах. За то, что никак не понесет дитя. Выругать, отвлечь...
Потому, верно, Наэнни и пошла на чердак - там стоял сундук ее мамы. Был в нем мешок с лоскутами. Мама делала из них кукол. Их потом Наэнни раздала детям, когда вторая партия охотников сгинула, и многие остались без отцов...
Стараясь не чихать и не шуметь, она растянула горловину мешка и вытащила лоскуты. Яркие, ярче, чем вышивка свекрови, легкие, легче, чем лепестки мыльнянки... Раньше она не видела, не смогла бы увидеть, частью чего они являлись. Она ожидала увидеть птичьи крылья, перья... Но это было когда-то просто полотнищем, с узкими длинными кармашками под какие-то вставки, а потом надорвалось в дюжине мест... или было порезано чем-то... и пошло на лоскуты. Как на этом можно кататься на ветрах? Мама каталась, наверняка.
Наэнни вздохнула. Кто бы из ныне живущих в Тилмире стал говорить с ней о прошлом, когда все знают: говорить о прошлом - значит будить страх?
Она встряхнулась и пошла вниз. Следовало высушить покрывало - муж оставил окно открытым во время дождя, и вот... Карришу наплевать на такие мелочи. Он вернется лишь к ужину.
Договорившись с синим домом о ночлеге, Эй отправляется в лес на разведку. В чащу пока не суется. Войны не было уже сотни лет, а последнюю эпидемию темной заразы и люди не помнят, но эльфы ничего не забывают. И как вести себя с опасностью - знает каждый.
- А из нашего окна плесень прошлого видна... А из вашего окошка только завтра гниль немножко... - бормочет он, сосредоточенно разглядывая чуть привядшую листву. Со стороны это выглядит как беспечная прогулка. Короткая, легкая прогулка, с которой он возвращается, едва ли не запинаясь о землю. Ощущение, будто кто-то вручную всыпал ему в грудь свинцовой дроби. Да, в одиночку он никак не справится. Ну, наверняка нетрудно найти какого-нибудь запальчивого юнца, такой из одного упрямства составит Эю компанию в битве против страха-из-чащи. Или зрелого мужа, терпение которого на исходе... В общем, хорошую, шуструю приманку с колокольчиком. По которой будет ясно, в каких пределах и как действует демон... на Эя-то то он не полезет, даже если заметит...
О, не Наэнни ли там, во дворе?
Она расправляла складки на покрывале, вывешенном на бельевой веревке, - а тут этот вносящий смуту паренек по имени то ли Эй, то ли Эйты идет мимо двора, разглядывая все.
- Наэнни, привет!
- Уходи, - торопливо ответила она. - И не шуми, не то навлечешь беду на нас обоих!
- Тут не принято издавать громкие звуки? Ну вот. Значит, не споешь мне песенку? Ты так красиво под дождем напевала!
Наэнни вспыхнула до кончиков ушей и, издав сдавленное "Нет", спряталась за волглую тряпицу. Ну конечно, она никогда не пела на людях! Как Эй расслышал хоть что-то сквозь тот вселенский дождь?!
Шаги его были совершенно бесшумными: когда она решилась выглянуть, за забором уже никого не оказалось.
А за вечерней едой муж сообщил ей мрачно:
- На той улице поселился чужак. По слухам, на несколько дней. Непонятно, чего ему надо.
- Как пришел, так и уйдет, нечего ему тут, - нашла подходящий ответ Наэнни.
Звучит грустновато, думает она про себя.
Расстилая супружескую постель, она вздрагивает - неожиданно пришедшая мысль поражает ее, как удар молнии. Если мама была из Сумруда. Если оттуда. А тамошние жители, как сказал Эй, не могут завести ребенка с нелюбимыми... Но между нею и Карришем никогда не было той теплой радости, что всегда жила в доме ее родителей. Так неужели никогда... Неужели ей нельзя и надеяться на счастье качать свою дочь или сына... Пресветлая, вразуми!
То ли из страха, то ли из упрямства она следующим утром снова поднимается на чердак и достает последние кусочки маминых крыльев. Чтобы сделать из них новую, славную куклу. Пусть пока ее и некому дарить.
Эй машет рукой на свои принципы - и принципы испуганно разлетаются в разные стороны, шурша перышками и перепонками. Проще говоря, он разрешает себе использовать текущее в его теле волшебство, потому что этого потока и целиком не хватило бы для задуманного. Так что обитатели Тилмира очень-очень быстро привыкают к присутствию Эя - буквально за ночь. Им кажется совершенно нормальным, что он собирает хворост - на безопасных опушках, конечно, - и помогает на огородах, и носит воду, и выполняет прочую нехитрую работу... Это не означает приязнь - большинство жителей попросту им не интересуется. Есть парнишка, и ладно, а нет - а кого нет?..
"Скорлупка, он соткал такую паутину ужаса - лет пятнадцать диаметр, не меньше! - делился впечатлениями Эй, неторопливо пропалывая хозяйскую грядку. Стороннему наблюдателю казалось бы, что паренек бормочет себе под нос какую-то песенку. - Их спрашиваешь: а страх давно пришел? Никто вспомнить не может. И как детьми были - не помнят. Пелена, как есть пелена. Бледные все, медленные, голоса никто не возвысит. Хоть в ссоре, хоть в веселье. Хотя какое тут веселье. Он же отъедает все эмоции - и перегоняет в страх. Дети играют шепотом. Тебя ничего не удивляет?"
Драккар притворно закатывает глаза.