Маленький огарок… самая настоящая свеча… самая больше, чем настоящая свеча… потому, что она была всегда, и до меня была и со мной всегда и после меня всё равно будет… Моя маленькая, почти незаметная свечка горела тихим огоньком, когда наступал вечер, когда каждый день обязательно наступал вечер…
…И шёл-то, как обычно, да вывернуло всё не так. Перевернуло всё. И ещё как обычно, да повело уже тогда коридорами нахоженными в невозвратимое…
…Уже к вечеру ближе, когда уже возвращаться почти… маленькая неполадка… так ерунда какая-то… задержусь, конечно, ну ничего, доделаю быстренько и домой… да только вот как-то не случилось… домой просто сигнал пришёл очень срочный об удалённой аварии… у меня с собой всё… на несколько дней пути… да и вряд ли, чтобы слишком далеко… прийдётся, конечно, переночевать где выберется, да утром уж справлюсь, в крайнем случае – днём, к вечеру следующему вернусь… да только вот обернулось как-то, что ни днём, ни вечером, ни другим днём и не другим вечером, ни через много дней и вечеров… безумием моим обернулось в никогда… никогда… никогда… невозвратимое…
Плачет зайка серенький по углам
Не плачь моё солнышко – я без ран…
Ранки подзажили – не каплет кровь
Слушай мою сказочку про любовь
Я и пошёл тогда… недалеко переночевал и пошёл… Шёл-шёл, шёл-шёл следующим… днём… сигнал всё не умолкал… а я шёл и всё никак не мог дойти. И на потом день тоже так, я иду, сигнал всё ближе как будто бы… всё время ближе и ближе… а дойти ну никак… И я ночевал где попало… это ничего, конечно, только у меня покушать с собой становилось всё меньше и меньше… да и это ничего, я в дороге обычно немного кушал, не работаешь, идёшь только, оно много и не надо… только потом я со счёта ночей сбился… Как-то так случилось, что сбился… Со мной так не было никогда… чтобы сбился… я внимательно всегда считал, а тут сбился… Это всё сигнал мой был об аварии… Он не умолкал даже никогда… ну это-то как обычно… только вот… я даже… мне как самому чувствовалось… чувствовалось далёкое… далёкое и очень сильное больно… Так не было никогда, я знал работу… аварии есть и страшно и темно… даже есть аварии насмерть… но так не было никогда… Поэтому, наверное, со счёта я сбился… перестал знать счёт ночам и только шёл к всё приближавшемуся в недостижимости своей сигналу… Я очень тогда забылся… иногда мне даже казалось, что меня нет уже… шёл, шёл и шёл и кушать забывал, иногда даже спать, а шёл всё не знаю даже силы-то у меня откуда находились… Их меньше конечно становилось, меньше, меньше, потом совсем мало, а я шёл всё по моим каменным тропинкам и шёл… С начала ноги спотыкались и руки не хотели за стены держаться, а потом уже я полз… Я полз потом долго, так долго, что мне показалось, что это всегда… Когда я шёл по коридорам, это всё капельки были в сравнении с величиной моего лежачего пути… сигнал становился всё ближе… это главное… а я не знал сколько я когда-то прошёл и прополз…
Научился плакать маленький мой
Маленький я возвращаюсь домой
…Дошёл всё-таки я… дошёл… Дополз, конечно, вернее, если правильно, но всё равно… Я тогда не помнил почти уже ничего… только я сигнал тот ни на мгновение не мог забыть… больно… не мог… Сил не было тогда уже… почти… совсем… я ведь аварию, даже малую самую, не смог бы уладить ведь… а аварии не было… была она…
Откуда столько счастья в мой маленький кармашек…
Букетиков из звёздочек и беленьких ромашек…
Чудовище кричало перед каждым выстрелом. Творение подземной темноты, оно кричало каждый раз, когда человеческое оружие наводилось в него и приступало к своей работе. Кричало оно негромко иногда, иногда громче и больнее, но крик его не мог бы покинуть, даже при всей своей пронзительности, стен глубоких коридоров подземного мрака. А люди слышали, все и каждый раз слышали его крик. С каждым разом будто больней и громче отдавалось в людях, так, что чуть ли не понимать стали. Чуть ли не осилили смысл пронзительного до боли «не надо!..». А только сильнее в людях, в мыслях, в силе своей жило их человеческое «надо!».
…Она только плакала в этом большом, просторном и, наверное, очень глубоком подвале… Сидела на холодном, каменно-сыром полу и плакала уронив голову на коленки… Было не темно, нет, я такого не видел никогда, но там был сиреневый полусвет, он не тёплый был, но мне почему-то с того времени всегда тепло от него… Я потом только понял откуда, это с ней всегда был этот сиреневый полусвет…
Большой, видимо очень сильный, серьёзный глазами змей аккуратно обогнул коридором лежавшее без сил моё тело… Кованный, очень тяжёлый сапог, искалечил мне спину, выжав из груди тяжёлый, но очень неслышный стон… мне… всё… равно… Человек наводил оружие, человек, видимо, был слеп… Оружие прицелом не в меня и не в змея… как же так-то… рехнулись вы там наверху что ли… ведь… …э-э-эх… я цеплялся руками за его сапоги… червем раздавленным пытался удержать… ртом раззевался ища в себе крик… шёпотом бился о сырые стены… не надо!.. выстрел ответил мне коротко, ярко и оглушительно «надо!!!»
…Человека не было… бред наверное… но какой-то очень страшный, очень неправильный это был кошмар… и спина… спина что-то болит… я тронуться с места только хотел, пошевелился лишь чуть… и очнулся потом не совсем скоро… спину тревожить нельзя оказалось было. И я замер. Чтобы не так больно замер. Глаза у меня живые только остались. Я смотрел ими в глубокий непроницаемый туман и чувствовал, как сам в тумане растворяюсь спокойно, тихо и быстрее всё…
…Сигнал мой… сигнал мой и спас… тою же силой неодолимой, что вёл меня за собой, спас… ещё раз… ещё… я услышал его ещё раз… совсем тихо… совсем слабо… совсем понятно… плач…
…Её тихий, жалобный плач… стены там сырые!… и пол тоже!… холодно ведь кругом!!!… туман сдёрнуло… тумана не стало… я… ещё живой… я смогу… я ещё тёплый… согреть… сейчас вот только…
Кто там стонет за окошком?..
Почему притихла кошка?..
Он совсем больной, ему больно от каждого движения, ему больно даже дышать. Помоги мне большой мой мудрый змей, ему очень тяжело, ему очень больно. Он может не дожить до рассвета, но тогда перестанет всё. Он же шёл к нам с теплом. Помочь, наверное, шёл. А ему больно теперь и тяжело очень. Сохрани его силой своей, мудрый змей. Когда где-то наверху далеко появится солнце, ему надо будет жить вместе с нами. Нельзя уйти ему, он единственный.
…Тогда утро настало. Я это всегда знал, когда наставало утро, хоть и у нас всегда всё оставалось также, у нас же света не было, а утро когда наставало, я всегда знал. А тогда утро было необычное, светлое и красивое. Я не вспомнил тогда себя, меня не было во мне, было только очень ясное, светлое и красивое утро. И в нём, в светлом и красивом была она.
Она не плакала, она улыбалась мне в тихом сиреневом полусвете и полусвет радовался и переливался, то ли светлому и красивому где-то далеко рассвету, то ли её счастливой улыбке.
А мне то и не надо было ничего больше. Спокоен я стал, тих и счастлив. Спокойно, тихо и счастливо улыбнулся только в ответ ей и уходил медленно, плавно погружался в самые глубокие, самые тёмные подземелья, возможно даже на самое глубокое дно…
Он был какой-то не такой как все. Он остановил черёд людей. Я не приводил его, он сам пришёл. И не пришёл даже, а приполз что ли. И не заметил его вначале. Темно здесь у нас и в коридорах много препятствий. Помню только жаром тепла обдало тогда у самого входа. Да было то вроде не до того. Спешил я. Человек гнался за мной тогда опять. Мне не страшны люди, да вот только покалечил человек тогда в своей глупой погоне его. Топал сапогами неразумно, всё кого-то победить хотел, вот и победил… набедил…