Друг снится мне ненавязчиво, раз в полгода, не чаще: просит привезти фиолетовую толстовку, погадать, смотрит знающими глазами, а иногда плачет, как ребёнок, – ребёнок и есть. Ещё один мальчик, который никогда не повзрослеет, такие живут не только в сказках.
Его видно уже с дороги, с остановки, но я, вопреки всему, замедляю шаг. Ветрено. И действительно, мне встречается много красивых женщин, мужчин и даже детей. Все смотрят будто сквозь меня: я далека от них, как от нас далёк Марс.
Я ставлю перед ним стакан с кофе и открываю свой – осень, она только для кофе и друзей. Он мне улыбается с чёрного, и я скалюсь в ответ: «Ты меня прости, но фото отстой». Я говорю это каждый раз, и каждый раз он беззвучно смеётся.
Мы с ним застыли на пороге сказки, и, может быть, он теперь мой Вергилий, а я его Данте. Мы отправляемся в путешествие. Случайный лист бросается мне в лицо, а его волос не касается вовсе, когда я спешно и сбивчиво рассказываю о новостях: «У нас тут другой мир, а тебе в твоём всегда девятнадцать».
Мой язык любви – съеденный лимон из вашего чая, вовремя захваченный кофе, упоминание о вас в моём тексте.
Мой язык любви – моя память. Я помню о вас всегда, ваши истории продолжаются и повторяются со мной. И мне чуть легче оттого, что цветы в вазе у друга свежие.
Мы говорим долго, я всё больше болтаю, он всё чутче молчит. На пороге сказки пасмурно, возможно беспощадное листопадение.
Это мне кажется всегда особо смешным: чтобы попасть в детский лагерь, где нет берёзок, нужно проехать кладбище. Автобус едет из мира в мир, по маршруту «жизнь – смерть – жизнь», за горизонт и границу сказки, через сухое подсолнуховое поле и жёлтый осенний коридор.
2
Кот был стар и сер, пах семнадцатым летом, духами Своего Человека и пылью.
Кот был примечателен дурным характером, старческой ворчливостью, безупречными манерами, а более всего тем, что сильно любил Человека.
Кот знал, что это лето будет для него последним, и каждый вечер пел Своему Человеку песню об одном: ты была всей моей жизнью, спасибо, что разделила со мной часть своей. Кот прижимался тёплым боком к бедру и спал, спал, спал. Ему снились белые сады, старые друзья, ему снились котята, снилось детство и тёплое место, снился мир, где ничего не болело, а лапы снова были лёгкими и могли нести как угодно далеко.
Кот собирался в дорогу долго: держало враз ставшее неподъёмным и глупым тело. Он ел, потому что его просил Человек, и дышал, кажется, тоже только поэтому. Слышал, как плачет Человек в соседней комнате, – и поднимался. А когда не смог подняться – пополз: «Человек плачет. Глупый, любимый Человек. Что с тобой опять случилось?» Коту было плохо, и когда Человек, скрючившись, ложился рядом с ним на полу в ванной, он мог только вздыхать. «Иди отдыхай, ну что ты грустишь?»
Кот ушёл быстро, был счастлив скинуть тяжёлое пыльное тело. Уйти – это заснуть. «Что ты плачешь, глупая? И я тебя люблю», – Коту думалось, что, наверное, это лучшие слова, которые можно сказать друг другу, при встрече и просто так. И даже на прощание. Я люблю тебя.
Кот уснул, не закрывая глаз, сохранив в янтарно-жёлтом отражение Своего Человека.
Котёнок пах маминым молоком, шампунем и детством. Он ещё совсем ничего не знал, даже собственное имя, но, как и все котята, видел удивительно яркие сны. Во сне он всё бежал, бежал кому-то навстречу, неловко переставляя лапы, спотыкаясь и падая. Пока не выкатился под лапы кому-то большому, укутанному серебром. Кому-то, кто казался безграничным. Вот так выглядит Старший?.. В серебряном мехе, с умным янтарным взглядом? Вот так пахнет Старший? Огромной любовью и покоем?
Старший Кот осторожно прижал брыкающийся комок лапой, словно говорил: «Обожди». И Котёнок затих. Он смотрел вопросительно, лизнул, спрашивая: «Можно?» Старший Кот лёг рядом – Котёнок запомнил этот надёжный тёплый бок, – и заговорил тихо-тихо: «Когда придёт Твой Человек, ты её непременно узнаешь. Она будет пахнуть совсем как я. И ни за что не дотронется до тебя, не помыв перед этим руки. Она очень ранимая и ищет тебя каждый день, даже если сама этого ещё не знает. Не оставляй её одну, и ты сам никогда не будешь одинок. Она любит…»
Старший Кот говорил долго-долго, шептал на ухо, мурлыкал песенку, и кому-то, кто сейчас был очень далеко, она показалась бы знакомой. Утро пробиралось в сон Котёнка, точно настойчивая муха. Со Старшим прощаться не хотелось, ведь увидеть его – огромная честь. Просыпаясь, Котёнок спросил тихо, словно боясь спугнуть остатки сна:
«А она будет любить меня?»
«Так же, как любила меня».
«А как?»
«Так, что я подарил ей всю свою жизнь и не жалею ни об одном дне. Ты узнаешь её сразу. Ничего не бойся, и когда почувствуешь, что тебя зовут, – иди».