Гусыня хоть нечасто, но подходила к Важному Гусю. Где совета спросит, где подробности происшествия, но больше все, распахнув глаза, речам гусевым внимала, большим авторитетом его считала. И, сама того не ведая в доверенные птицы к Гусю тому попала. Очень радовалась назначению, гордилась, что может быть полезной такому большому начальству.
А Гусь – не дурак, приметил, что Гусыня в облаках витает. Не привыкать высокопоставленному гусаку к лести да вниманию, с малолетства обласкан он, с младых ногтей умел привлекательностью своей пользоваться. Как паразит какой с удовольствием питался чистой энергией, от Гусыни исходящей.
Как-то в разговоре с соплеменником, размахивая крыльями, да рассказывая о новом выгодном деле, обмолвился Гусь, что та самая Серая Гусыня влюблена в него по уши. «Пусть вздыхает – снисходительно отвечал он на все расспросы, – есть, пить не просит, пусть рядом вертится. Глядишь, из ее привязанности можно выгоду какую в будущем поиметь. Мне свои птицы везде нужны! Ты лучше расскажи мне о той пестрой индюшке, что была вчера на пруду рядом с тобой».
А я вдруг переживать за подругу стала, словно камень на сердце лег. Хоть молчала Гусыня о чувствах своих, но невдомек наивной птице, что, глядя в глаза ее распахнутые, можно очень даже правильные выводы сделать.
«Может быть, не стоит тебе так раскрываться перед ним? Ты же видишь, что он за птица. Черствый крючкотвор. Такой даже самого малого перышка твоего не стоит!» – пыталась я сдержать разгорающийся в неискушенном сердце огонь… Но разве очарованные слышат доводы разума? Серая Гусыня по-прежнему с воодушевлением слушала торжественные речи Гусака и работала, можно сказать, на износ. Лишь бы господин был ею доволен.
– Да, я понимаю, я согласна с вашей точкой зрения, я не подведу,– говорила она важной птице, стараясь как можно лучше выполнить все его распоряжения.
– Я знаю, ты не подведешь, ты же меня любишь, – самодовольно ответил на ее старания Гусь на одном из птичьих слетов. Да так ответил, что другие услышали. Собравшиеся на птичьем дворе разнокалиберные птицы с нескрываемым интересом наблюдали эту сцену. А я даже клюв от возмущения раскрыла. Так хотелось этого самовлюбленного чинушу прямо в глаз долбануть!
– Мама, драться же некрасиво!? – удивленно протянул сорочёнок.
– Да уж! Порой, глядя на таких… о манерах забываешь, – проворчала всколыхнувшаяся от воспоминаний сорока.
– А как же тетя Гусыня? Она не заплакала от обиды? – участливо спросила дочь.
Стрекотунья, поведя головой, вздохнула:
– Гусыня, конечно, опешила. Сначала, в присутствии обитателей птичьего двора она пыталась быть веселой, делала вид, что ничего не произошло. Старалась не замечать колких намеков и ехидных взглядов окружающих. Но оставшись одна, Гусыня приуныла. А когда я прилетела к ней с подарком и добрым словом, и вовсе расклеилась, стала жаловаться на судьбу:
– Вот как Важный Гусь оценил мое к нему добросердечное отношение… Здорово! Как он может говорить, да еще в присутствии посторонних, о том, в чем я сама толком не могу разобраться?! – возмущалась она. – А как снисходительно он это говорил: «Я знаю…» Он знает… Ужас, какая же я глупая! Почему я так вела себя? Зачем ему в клюв заглядывала, верила его пафосным речам о том, что мы – дружная команда!?
– Она обиделась? – с состраданием спросила дочь.
– Конечно, обиделась. Прежде всего, на себя, на свою открытость и сердце чистое, интригами да притворством незамутненное! – раздосадовано щелкнула клювом мать. – Я б на ее месте этому хлыщу…
– Так зачем же ей на себя обижаться? – перебил ее сорочёнок, взмахнув крыльями. – Разве она виновата, что гусак тот оказался вовсе не рыцарем?
– Она-то не виновата. Просто гусаков таких вокруг ох как много, – покачала головой сорока.
Мудрая птица ненадолго задумалась, глядя на закатное солнце. Ветви березы чуть слышно шелестели, день подходил к концу, мир вокруг них постепенно засыпал. Зорким взглядом обозрев окрестности, крылатая говорунья заметила приближающегося к гнезду отца семейства. Поневоле залюбовалась красивым полетом, блестящим опереньем белобокого чернокрылого супруга, радостно стрекотнула приветствие, подалась навстречу мужу.
Тот вернулся к дому с пойманной мышью, внимательно осмотрел сородичей, проследил, чтобы все остались сытыми, и устроился на ветке дерева рядом с гнездом.