Так что после долгих приготовлений, после мучительного ожидания мне предстояло лучшее из удовольствий — мамин рассказ; и радостно было думать о завтрашнем горчичнике — ведь он обещал его продолжение.
До чего же были хороши эти сказки! Потому-то я и хочу их тебе пересказать.
Всегда одни и те же, они до сих пор живут в моей памяти. Впрочем, если ты немного знаком с древней историей, то, вероятно, узнаешь в них греческие или римские мифы. Это говорит о том, что сказки моей мамы, а она услышала их от моей бабушки, а та — от своей, и так далее, были, конечно же, народными сказками провинции Берри, ведь мама родилась в семье бедного портного из Сент-Аман-Монрона; так вот, эти сказки пришли из такой глубокой древности, о которой никто уже не помнит. Быть может, из тех времен, когда греческие мореходы высадились в Провансе и основали Марсель. Я это предполагаю, но, право же, ничего не утверждаю: просто так мне кажется.
И, кстати, раз эти сказки такие древние, значит, они всегда нравились и взрослым, и детям, во все времена и во многих странах, пока, наконец, не покорили и меня; я надеюсь, что и ты их полюбишь.
Правда, я не могу рассказать их тебе, как мне — моя мама, пока ты пламенеешь под горчичником, это, знаешь ли, совсем другое дело. Но ничего не попишешь — тем хуже для тебя! Как здорово, когда тебе на грудь или между лопаток кладут горчичник, и он мало-помалу начинает пощипывать, а ты лежишь и шевельнуться не можешь, — как здорово слушать при этом сказку!
Особенно, если ты ее знаешь почти наизусть…
Ну что ж, слушай, а лучше — читай, когда захочешь!
Итак, в сказке, а вернее, в сказках, которые рассказывала мне мама, говорилось о старой матушке и трех ее сыновьях — Альберике, Ульрике и Людовике. Диковинные имена! Но ты уже знаешь, что все это происходило давным-давно — до Карла Великого, а возможно, и до Хлодвига, когда Франция еще не стала королевством. В те времена крошечные герцогства и графства были так далеки друг от друга, что, случалось, всадник, проскакав три дня и три ночи, попадал в город, о котором и слыхом не слыхивал.
К тому же, как ты понимаешь, и города в ту пору были не то, что теперь: вместо улиц — всего лишь утоптанная земля; ни высоких домов, ни машин, ни метро. А уж о кино, радио или телевидении никто даже не подозревал! Куда там! Не было ни водопровода, ни электричества, ни газа, не говоря уже о паровом отоплении или спичках, о которых мы просто-напросто не думаем; не было всех тех вещей, что так облегчают жизнь современным горожанам. Богачи и те вечерами сидели в замках при свечах, воду доставали из глубоких колодцев и долго тряслись на лошадях, прежде чем добирались до города. В холода они доверху набивали дровами камины, но все равно мерзли в огромных залах, по которым гуляли такие сквозняки, что, хочешь не хочешь, приходилось порой лежать весь день под тяжелыми парчовыми одеялами. Это богачи! У тех, кто победней, бывало, зуб на зуб не попадал, когда они обогревались хворостом, собранным в лесу; самые бедные, случалось, просто умирали от холода. А разные болезни, которые не щадили ни бедных, ни богатых! Все, что оставалось больному, — это пойти к какому-нибудь невежде-знахарю, если тот оказывался поблизости. Такой знахарь мог, например, «прописать» коготь бесхвостого лиса: три недели его отмачивали в яйце одноглазой совы, а в новолуние клали под подушку.
Ты, конечно, скажешь, что все это не так страшно, как горчичники или банки, — но попробовал бы ты раздобыть такое лекарство! Аптекарей-то и в помине не было. Почти никто не умел ни читать, ни писать — даже среди самых богатых.
Люди были невежественны и суеверны и боялись всего на свете: по ночам им мерещились чудища, привидения, людоеды, оборотни — все то, чего и быть не может.
Крестьяне возделывали крохотные клочки земли; повсюду высились огромные густые леса, настоящие дебри, в которых водились волки, медведи и другие свирепые звери, а также, как поговаривали, многоголовые гидры и многохвостые драконы. Больших дорог еще не прокладывали, а на узких проселках попадались такие колдобины, что телеги то и дело увязали в грязи. Вдобавок страну без конца опустошали войны, которые сеньоры вели друг против друга, и нищета от этого становилась все больше и больше. Горели деревни, люди убивали друг друга, а когда войны кончались, шайки разбойников рыскали по полям в поисках наживы; солдаты же, покинутые на произвол судьбы, выкручивались, как могли, чтобы раздобыть кусок хлеба.