Грузовичок вскоре остановился, и шофёр начал передавать притихшие коробочки в руки какой-то тёте.
Тётя, кстати сказать, была очень миловидная (то есть на неё было приятно смотреть).
И шофёр на неё так засмотрелся, что даже не заметил, как из одной коробочки полетел на траву жёлтый пушистый комочек.
Это был Фип.
II
Не от страха (испугаться он не успел), а, наверное, просто от неожиданности (ведь он ещё никогда не летал) Фип потерял сознание: он закрыл глаза и как будто заснул.
Но когда он пришёл в себя и открыл глаза, он испугался по-настоящему: прямо над ним нависла чья-то огромная страшная морда с большими зубами. Бедный Фип не знал, что делать. Он было вскочил на ноги, но они у него тут же подкосились; он снова зажмурился, но так было ещё страшней…
Всё это случилось с ним только потому, что он так мало знал; знай он чуть побольше, он бы понял, что эта страшная, как ему показалось, морда принадлежит весёлому, добродушному и любопытному Жеребёнку.
— И-го-го! Тебя как звать? — спросил Жеребёнок, и спросил так приветливо, что даже Фип как-то сразу начал понимать, что бояться вроде бы нечего.
— Фип, — ответил Фип.
— Ага-га! Фип, понял! — сказал Жеребёнок (тут-то Фип и получил своё имя). — А откуда ты взялся, Фип?
— Не знаю! — честно ответил Фип.
— Иги-ги, потерялся! — сообщил сообразительный Жеребёнок. — А что делать будешь?
— Не знаю… — опять признался Фип.
— Ага-га! А я знаю! Будешь своих искать!
— Каких своих? — слабо спросил ничего не понимающий Фип.
Жеребёнок тоненько заржал.
— Вот чудак! Своих не знает! Ты ведь кто? Птица! Значит, и твои птицы! Мои свои — лошади, а твои свои — птицы!
— А кто это — птицы? — заинтересовался Фип. Почему-то это слово ему понравилось.
— Иго-го! Птицы — это, брат… Ну, птички, понял?
— Не понял, — признался Фип.
— Ну, такие, с этими… с крыльями… Ну, которые по воздуху бегают быстро-быстро! Ещё говорят… Ага, вспомнил! Которые летают! — с удовольствием повторил Жеребёнок. Ему было приятно, что он вспомнил такое трудное слово.
Интересная и содержательная беседа продолжалась бы, возможно, ещё долго, но в это время кто-то из своих Жеребёнка призывно заржал (неподалёку паслось несколько лошадей), и Жеребёнок, крикнув:
— Бегу, мама! — понёсся прочь, успев на прощание только предупредить Фипа: — Ищи своих, а то совсем пропадёшь!
III
Фип встал на ноги и осмотрелся. Какой огромный, яркий, шумный мир окружал его! Зелёный-зелёный луг, синее-синее небо, а там, в небе, что-то ослепительно золотое — Фип было глянул и поскорей снова зажмурился… А как тепло, какие чудесные запахи, какой ласковый ветерок! От ветерка чуть колышется зелёная трава — такая высокая, что не только Фипу можно спрятаться в ней с головой, — и важно покачивают хорошенькими головками цветы. Их так много, они такие разные! Жёлтые, красные, белые, лиловые… И повсюду, куда ни глянь, — птицы. Они то перелетают с цветка на цветок, с травинки на травинку, то подолгу вьются в воздухе на одном месте, то стремительно, с жужжанием проносятся у Фипа над самой головой.
"Ну, тут я не пропаду, — радостно подумал Фип. — Сколько своих!"
Но странное дело, к кому бы из них Фип ни кидался, все птицы шарахались от него в сторону и поскорей уносили ноги. Никто из крылатых не только не желал вступить с Фипом в разговор, — никто не отвечал ему даже на самые вежливые вопросы.
На Фипово счастье, неподалёку от него на синий с жёлтым цветок плавно опустилась очень-очень большая птица, пожалуй, больше самого Фипа. У неё были пушистые усики, шесть тоненьких ножек, широкие разноцветные крылья, и при каждом её движении крылья эти отливали всеми цветами радуги. Наученный горьким опытом, Фип подошёл к ней, медленно, осторожно, и первым делом вежливо поздоровался.
— Здравствуйте, тётя! — пискнул Фип. — Можно мне спросить у вас одну вещь?
Бабочка (ты, конечно, догадался, что это была она) была такая большая, что не испугалась Фипа.
— Спрашивай, вежливый малыш, — сказала она.
— Тётя, вы — птица? — спросил Фип и тут же понял, что сказал что-то неподходящее.
Бабочка взмахнула крылышками, словно собиралась улететь.
— Не улетайте, тётя! Пожалуйста! Пожалуйста! — отчаянно пискнул Фип.
Бабочка осталась на месте и принялась только усиленно обмахиваться крылышками.
— Как ты мог… как ты мог даже подумать обо мне такую ужасную вещь! сказала она наконец. — Я — птица? Б-р-р!