"Не смотри же так печально,
Ты не только человек..."
Пленённая ветром
К девочке прикоснулся ветер, и она пробудилась. Он коснулся её лица, и она почувствовала себя. Он ей понравился, и она подставила ему руку. Он лизнул, и сердце защемило. Но ветер был ветром, и в следующий момент он уже ласкал лицо. И было хорошо. Ветер был ласковым и приятным. И девочка играла с ним, подставляя то одну руку, то другую, то лицо. Или вовсе отворачивалась, подставляя спину. Он ласкал, они подружились.
Ветер навещал её, и она рада была ему.
Шло время, девочка привыкла к играм с ветром и ждала его. Девочка стала девушкой.
Ласки, ласки. Как они притягивают! Как грубы прикосновения человеческие. Как нежна ласка ветерка!
Он, ветер, вытеснил всё. И она не знала его, но ей было приятно с ним. Что может дать наслаждение большее, чем нега ветра? Его объятия нестеснительны, нескромны, и сердце щемит от прикосновения.
Она училась, она овладевала и получала.
Неожиданно откуда-то из-за спины, по спине, по щеке, по груди... И она сбрасывала с себя всё, что мешало ей. Она наслаждалась его изобретательностью и гордилась его мощью. Как смешно он волновал цветы, заставлял оживать и кланяться целые рощи, как смешно он гонял облака и лепил из огромных туч ландшафты, лица человеческие и уродов. Как с ним было интересно и весело. Она знала, что он всё время говорит ей о любви и красоте. И о чём-то ещё таком же, но временами ей казалось, что она чего-то ещё не понимает.
Она резвилась или замирала, но куда ей... С ветром. И он вдруг уходил. Исчезал, как появлялся. Она обзывала его вслед. Ругала, звала, умоляла. И взрослела.
Она стала женщиной, ибо возраст - это память, память тела, память души. Всё помнило о ласке ветра. Как грубы прикосновения человеческие! Она не понимала человеческого. Она старалась, но что сравнится с его дуновением!
И злоба закипала от его непостоянства, и раздражала неожиданностью его появлений-исчезновений. Но тело помнило игры и утешения. И стало чуточку понятнее и привычнее вместе. Надо только ждать, и она училась ждать. Надо только уловить, и она училась этому. И чем дольше она училась, тем совершеннее был ветер, тем чаще он являлся.
Неуловимым дуновением шептал ветер о любви. Она научилась ждать и научилась в миге слышать нежное приветствие.
Она привязалась к нему, не смея и не умея объяснить. Лишь пробуждение - прикосновение утра, и он уже ласкает, как раб, как господин. А днём воспоминания, воспоминания. И ожидание. А к вечеру, когда всё стихнет, он становится ещё нежнее, обволакивая, словно шаль. И кто сказал, что он непостоянен! Вернее ветра нет супруга! Неожиданно его можно почувствовать везде и всегда - только пожелай. И она училась желать. "Ты - мой, ты - мой!" - повторяла она в самую тяжкую пору. И казалось, из самой неподвижности он нет-нет, да коснётся её: "И ты - моя". И женщина знала, что она его. Она для него. Она принадлежала ему, как принадлежали ему и облака, и дым, и жизнь. Как раба и как госпожа. Госпожа позже, когда она всё, что можно было узнать о своём супруге у людей и у него самого, узнала, но сколько до того ошибок и терзаний...
Она назло ему изменяла с Солнцем, она обращалась с жалобами к Луне - его матери. Она ревновала, когда, отлетев от неё, он приставал к другим. Как сжималась её душа! Как завидовала она всем, к кому он прикасался! Но потом поняла - не поняла, всё вместе.
Мужчины не ревновали своих жён к ветру - не понимала. Родители оберегали своих детей от дурных забав - а от ветра? С вет-ром никто не считался - он со всеми. И теперь все, кого касался её супруг, становились её родственниками. И странно, что другие этого не чувствовали.
Давно женщину мучало, что её посещают два духа, как бы два ветра: один тёплый, нежный, ласковый, другой - грубый, холодный с дождём, градом, снегом, словно с оскорблениями. И она просила его, просила, чтобы он был всегда нежный и тёплый. И так не стало, но прежде их было два. И от одного она удирала и затворялась, а другого ждала. А теперь поняла: не два, но один. Один несёт в себе тепло и нежность мира, другой - холод и жесткость этого же мира, нежность и жестокость чужих сердец. Он проносился меж людей, отбирая чуждый холод и отдавая свою нежность. И она стала жить так же: принимая на себя холод и тяжесть и отдавая тепло и лёгкость. И тогда ветер по-настоящему заговорил с ней.
Теперь по ночам, кроме ласк, она внимала его рассказам о беспредельности мира, о строении мира и назначении его. Перед нею открылись Тайны. И это было неожиданно и бездонно. Весь мир стал иным, наполненным. И женщина снова училась. А ветер оказался не только упоительным. Женщина обнаружила в ветре подозреваемую мудрость. И люди стали чтить её советы.