Спустя четверть часа зритель несколькими резкими хлопками прерывает действо. Люди на сцене замирают.
– Все свободны. До завтрашнего вечера… – говорит он. Его низкий бархатный голос совсем не вяжется с внешностью.
Зал и сцену тотчас заливает яркий свет. Общая напряжённость исчезает вместе с темнотой. Выдох облегчения: исполнение приговора откладывается. У нас ещё сутки.
*****
Вагон «подземки» уносит меня на другой конец города. Там, в небольшой квартире одного из жилых небоскрёбов, иголками утыкавших приморский район, ждёт меня моё чудо. Оно невысокого роста, пухленькое и кудрявое. У него глаза цвета неспелой сливы, нежные губы и очень ласковые руки.
Имя ему – Лина.
В окружающем пространстве – сухом и тщательно обезличенном – наши отношения напоминают зелёный росток, проломивший асфальт.
Мы встречаемся почти два месяца, что чудесно уже само по себе. В мире, где одиночке выжить легче и проще, а эмоции вызываются искусственными раздражителями, слово «любовь» загадочно более чем исхоженные вдоль и поперёк глубины Космоса. Для моих современников это архаичное понятие в лучшем случае означает просто соитие. Ничего иного. Партнёры при этом почти всегда остаются под псевдонимами и часто прячутся за личиной кибер маски. Абсолютное же большинство не утруждает себя даже этим – зачем, когда есть вирт?..
Мы тоже нашли друг друга в Сети. Как ещё можно познакомиться? Первая реальная встреча ошеломила неведомыми ощущениями: мягкое податливое тело, учащённое дыхание, капельки пота, жар и влага сокровенного, сладкие судороги… А ещё- нежная ласка тонких пальцев по коже, тепло волос, тихий шёпот на ушко, порхающие прикосновения губ, и поцелуи – томительно длинные, когда хочется выпить чужую плоть до последней капли…
Мне нравится слушать в ночной тишине её дыхание, ощущать ниточку пульса на шее… Она вдруг стала необходима мне. Кажется, что если она исчезнет из моей жизни – останется безвоздушная пустота. Смогу ли я тогда дышать?
*****
– Как дела?.. – Лина задает этот вопрос, когда обессиленные ласками мы раскидываемся на смятых простынях. – Римкус продлил твой контракт? – положив голову мне на плечо, она ерошит пальчиками мои волосы.
Йоахим Римкус, а именно так зовут обладателя лысого черепа, – мой нынешний работодатель. Режиссёр, продюсер и владелец единственного на Побережье реалити-театра: настоящая сцена, актёры-люди, и никаких виртуальных заморочек! Реализм Римкуса-режиссёра доходит до крайностей: ничего, кроме правды. В его шоу всегда всё по-настоящему. По слухам, Римкус платит добровольцам-смертникам, дублирующим артистов, огромные деньги. Но и билеты на подобные представления дороги: место в партере стоит больше, чем вся труппа зарабатывает за год. Пресыщенная публика, объевшаяся компьютерной графики, валом валит на спектакли.
– Ничего нового под луной, – заметил как-то один из моих знакомых. – Вспомни, как римляне развлекались боями гладиаторов… А публичные казни? – вот уж где был аншлаг!
Я нежно обнимаю девушку за плечи:
– Нет, котёнок… Своё слово Римкус скажет завтра, после вечерней премьеры.
*****
Три ведьмы колдуют над котлом. Деревянный пол сцены ещё не просох после спешной уборки в антракте: Макдуфф с жёнушкой только что прикончили короля Дункана и его слуг.
…Double, double, toil and trouble;
Fire burn and cauldron bubble… 15
Кутаясь в бархат занавесей, я украдкой наблюдаю их лицедейство:
– С чешуёй драконья лапа, губы турка, нос арапа… – вопят ведьмы, убыстряя пляски вокруг кипящего котла. – Пальчик детки удушенной, под плетнём на свет рождённой, – в этом месте я невольно вздрагиваю, – Тигра потрох размельчённый, – вот в котёл заправка наша, чтобы гуще вышла каша… Жарко, жарко!.. Пламя ярко!.. Хороша в котле заварка!..16
Хриплые визги актрис рвут густую темноту подмостков, но она упрямо наползает отовсюду, пытаясь побороть пламя костра. Из этой борьбы и поднимающегося к балкам водяного пара рождаются странные призрачные тени: сначала робко, потом всё смелее кружат они над старухами, кривляясь и меняя очертания.
Откуда-то вдруг сильно дует ветер. Не слабый сквозняк,рождённый приоткрытой дверью, а настоящий ночной ветер, пропитанный запахами леса: в нём пряные нотки земляного перегноя, напоенной росою травы, болотная прель, – и едва уловимый привкус тревоги.
Я не впервые наблюдаю такое диковинное возмущение воздуха, – происходит это нечасто – и всякий раз тому предшествует буйство сумрачных теней на сцене: словно там, на подмостках, ими образуется невидимый водоворот, некая воздушная воронка. Из зала этот эффект не виден. Из моего укрытия эту странность непосвящённому тоже заметить трудно. С полгода назад моё внимание к этому феномену привлёк Марк, наш осветитель.