Страшнее бабки Клинкиной был только нелюдим Голопуп.
Даже летом в жару ходил Голопуп в тёплом ватнике, кирзовых сапогах и видавшей виды зимней шапке. Ничего ужасного вроде не было в его иссохшем, обветренном лице, но мы, дети, отчего-то страсть как боялись его! А дядька Михей и тут подлил масла в огонь:
– Ему не жарко! – сказал он как-то в один из вечеров, провожая взглядом согбенную фигуру в ватнике. – Из него мертвецы всё тепло вытянули. Вот он и мёрзнет.
– Брехун! – рассердилась бабушка. – Зачем пугаешь мальцов!
– Гы-гы! – оскалился сосед и, подмигнув, продолжил: – То ещё с царских времен история! Ага… Дед его жадный был, – из чужого рта норовил кусок урвать! Брата родного по миру пустил, а у того детишек малых штук пять было, – во, как! Пятеро, значитца, племянничков…
– Почем тебе знать, пустозвонище?
– Знаю! – на миг поскучнев, строго сказал Михей. Таинственно так молвил, будто ему одному ведомо было что-то такое, чего никто другой не знал и знать не мог. – Зима в тот год, бают, лютая выдалась, так они, ребятишки-то, и помёрзли… А потом ему ночами являлись: прозрачные такие, и ноют тоненькими голосками: мол, почто ты нас, дяденька, сгуби-и-ил! – Михей живо изобразил, как плачут на морозном снегу призрачные сиротки.
Жуть, как здорово у него получилось, – аж мурашки по спине!
– А тут – революция… Михей забоялся: ограбят! Добро припрятал, и помер невзначай, чуть ни на другой день. Наследнички, два сына, искали-искали – без толку!.. Пока одна цыганка способ не подсказала. Дескать, надо с заживо похороненного одёжу добыть – и облачиться в неё в полночь на большую луну. Тогда можно умерших родственников вызывать и с ними общаться. Нашли они подходящего или сами кого прикопали? – про то врать не буду… Словом, ушли они как-то вдвоём под вечер, наутро – один только вернулся, без памяти. Сын этого обеспамятевшего – Голопуп и есть. Тож всё клад семейный отыскать хотел – отца безумного по лесам таскал, пока не угробил. Да только в оконцовке что-то с ним странное приключилось… Мамка моя слыхала, будто начали к нему со всей округи заложные покойнички40 таскаться… С той поры и мёрзнет.
*****
Спустя пару дней бабушка попросила сбегать к Клинкиным за какой-то надобностью.
– Не пойду! – заупрямился я. – Ихняя бабка – ведьма!
– Бессовестный! – обиделась бабушка. – Эдак ты и меня скоро обзывать станешь, ещё чуток вот состарюсь!
– Тебя – нет, – рассудительно ответил я. – Ты – симпатичная. Как колобок.
Бабушке незамысловатый комплимент понравился, она помягчела и сказала:
– Бабка Клинкина – добрая. Жисть с ней неласково обошлась. В гражданскую у ней троих братьев залётные архаровцы порубали… Она-то, когда детей нарожала, имена убитых им дала. А фрицы пришли – и эту семью сгубили. Один только сын и выжил, что на фронте был… Чего уши развесил? – спохватилась она. – Беги, давай!
Было и ещё одно, из-за чего мне очень не хотелось тащиться к соседям: на их конце улицы вечно паслись огромные злые гуси. Всё же, выломав из чужого плетня палку, я храбро поскакал по улочке. Как назло, птиц в то утро было много. Один клювастый гад так привязался ко мне, что пришлось его треснуть! Отмахиваясь от шипящего разбойника, я совсем не смотрел по сторонам. И вдруг, случайно обернувшись, увидел Голопупа.
Ужасный человек стоял прямо рядом со мной! Невольно я взглянул ему в глаза – и меня обожгло ледяным холодом: из впалых глазниц смотрела Тьма.
Откуда в тот миг к семилетнему несмышлёнышу пришло такое сравнение? Не знаю… Но и сегодня мне, уже взрослому, становится не по себе, как вспоминаю тот взгляд.
Взвизгнув, я стремглав кинулся прочь.
Дальше был кошмар! Голопуп почему-то поспешил за мной. Передвигался он очень резво! Одним махом я взлетел на крыльцо Клинкиных и без стука вломился к ним в сени. На моё счастье, бабка Клинкина оказалась в доме.
– Хто тут? – прошамкала она, появляясь в дверном проёме. Я ещё, помнится, подумал: какая же она маленькая!
– Там… за мной… этот гонится! – выпалил я, задыхаясь.
Старуха высунулась наружу: у калитки тёрся мой преследователь. Увидев её, он поспешно ушел.
– Што он тябе шкажал, детанька? – тревожно спросила бабка.
После расспросов она цепко ухватила меня за руку жёсткой корявой лапкой, и отвела домой. У нас она долго о чём-то шушукалась с бабушкой в её спаленке, пока я сидел на кухне с молоком и свежеиспеченными оладушками.
Улучив момент, я подслушал кусочек разговора.