Я возьму карандаши, нарисую брата.
А потом — нарисую ему ноги.
Пусть бежит в кроссовках по парку.
Это он бежит к девушке на свидание.
Они возьмутся за руки и пойдут гулять.
Он купит ей мороженое и сладкую вату.
Она будет смеяться и поднимать к нему лицо.
А потом они поженятся.
Я возьму карандаши, нарисую домик.
А потом — нарисую на нём крышу.
А под дымом над домом — трубу.
В этом доме теперь можно спать.
Там живёт весёлая семья,
И мама печёт пироги и печенье.
Дети вечером ложатся в кровати,
Мама им читает на ночь сказку.
Я возьму карандаши, нарисую Дарку.
А потом — нарисую ей новое платье,
Красивое, в жёлтых подсолнухах.
И ещё — нарисую ей мишку.
Дарка ведь ещё маленькая, он ей нужен,
Мягкий и плюшевый, и его можно баюкать,
Ему можно на шею повязать бантик.
И глаза я ей тоже нарисую.
Милый Боже, нарисуй мне, пожалуйста, пальцы,
Я ведь очень люблю рисовать!..
Яблоко
Наступают на голые пятки мне осенние холода.
Я тебе принесла подарок — это яблоко, как всегда.
Нынче, знаешь, пора для яблок, и за городом — Авалон.
Над садами летает сладкий золотой колокольный звон.
Засыпают русалки-мавки без тяжёлых и скучных снов.
Я сегодня из листьев жёлтых для тебя наплела венков.
...Режу — ровно посередине. Запах яблока нежно-свеж.
Вот румяная половина — ну, давай же. Бери — и ешь.
У меня всё
У меня всё нормально, ни шатко, ни валко —
Я то возле подножья, то на гребне волны.
В этом море ударов я почти что русалка,
Я почти бронепоезд в этом мире войны.
У меня всё нормально — я хожу как по минам,
Как по топи болотной, как по глади воды.
Мне уже и не надо учиться быть сильной,
Я уже не стираю с тела знаки беды.
У меня всё нормально. Это просто простуда,
Это просто усталость и просто болит,
Просто копятся письма и завалы посуды,
Просто кто-то ночами моим горлом скулит...
Дым
лето 2010
Над страною дым, да не он один,
Над страною гарь покрывает га —
Лето жёлтых дынь, лето сладких дынь
Поджигает лес, как жиган стога.
Пьём-едим угар, как густой кисель,
Спать ложимся — дым, а проснёмся — чад.
Заплелся в домах, будто бант в косе:
Все глотки сладки, все куски горчат...
Спрашивать
1941 — 1945
Спрашивать, глядя на карточки —
Сколько из вас выживет?
Сколько из вас юными
Покроется сединой?
Черве-червонные карты чьи
Вдруг упадут рыжими,
Станут лета — лунами,
Отстриженные войной?
Перстень
Слышишь хлопанье крыльев? — Вернулся твой ворон,
Он принёс тебе жёлтый увесистый перстень.
Там, за чащею — город, а за городом — горы,
А в горах царь теней поджидает невесту.
Жёлтый перстень тяжёл — в кулаке будто камень,
Хоть на шею повесь да на речку — топиться.
Не спешит укрываться луна облаками
И за чащей блестит на домах черепица.
Путь неблизок и труден, но ты успеваешь.
Шаг рассчитан. Твой ворон кружит между елей.
Под подошвой сапог вьётся тропка кривая.
Царь теней, твой жених, вам постель уже стелет.
БУСЫ
Встреча
Я гляжу и не верю: Авелем
В нашу серость вернулась ты ли?
Твои руки пахнут Израилем,
Это значит — солнцем и пылью,
Оружейной смазкой и фруктами
Сладкольстивой толкучки базара.
Как жила ты? Дремала сутками —
Или бусами пот низала
Трудовой и солдатский — досыта
Наедалась ли — грызла корки?
Что случилось с твоими косами?
Отчего так жестоко — с корнем?
А какая ты стала смуглая —
Как улыбка теперь лучится!
И, как раньше, глазища — углями:
Отчего ты не танцовщица?
Выпьем кофе — я знаю славное
Тут местечко рядом — идём же!
Мы похвалимся прошлым и планами...
Как столкнуло нас, Боже, Боже!
Дождь
Мокрый асфальт — тёмен,
Дождик от солнца светел.
В красном «игрушечном» доме
Прячутся мокрые дети.
Прячутся и — не скучают:
Мокрый песок лепок,
Сто пирожков к чаю
Дети азартно лепят.
Голос медный
Голос медный
И взгляд надменный,
Идёт по улице
Осколком сна,
Высокомерна
Каждою веной —
Высинь небес,
Цыганка-весна.
Август. Любовь
Август пылок и смугло-ярок,
Дарит щедро охапки лилий,
Поцелуи в проёмах арок
Вкуса ветра и летней пыли.
Август томен и грешно-нежен,
Водит пальцами вниз по шее;
Он ленив и слегка небрежен,
Но с утра только хорошеет.
Август бронзов и любит грозы —
Правда, солнце он тоже любит —
Принимает картинно позы
И смеётся мне, белозубый.
Август весел и чуть беспечен,
Держит крепко и дышит жарко.
Милый Август! — не будь конечен!
Не сбегай с Сентябрём под арку…
На скамейке
На скамейке осень разложила листья,
Оттого скамейка хороша на вид;
А на листьях двое, всё у них на лицах:
Мальчик хочет девочку, девочка — любви.
Не тревожит юность, притаился ветер,
Отвернувшись, тихо щиплет провода.
Что-то шепчет мальчик. Верит и не верит
Девочка влюблённая — смотрит в никуда.
Разыгралось солнце в рыжеватых косах,
Гладит потихоньку нежную скулу.
Хочет и не может подсказать им осень:
Не шепчи ей, мальчик. Лучше поцелуй.
Кофе с мёдом
Алексею Маликову
Глотаю кофе с мёдом. Листаю строчек стаи.
Пустая, как жалейка, кружится голова.
В колонку знобких будней ветра с утра сверстали
И слякоть на асфальте, и слоганов слова,
И скуку тусклых стёкол упрямого трамвая;
Но лужи — голубеют, и блеск витрин слепит.
На крыше капли кропко синкопу отбивают.
Ещё немного мёда — и кофе можно пить.
Однажды
Однажды я умерла,
Но это — большой секрет.
Звенели колокола.
Был мягок осенний свет.
Играли в саду ветра,
Шуршали, смеясь, листвой.
Мне просто пришла пора
С ветрами лететь золой...
Ночной этюд
Крыши черны, словно реки ночные.
Ветер играет на струнах антенн.
Звёзды так робки, что только качни их —
Бисером ссыпятся с облачных стен.
Смотрятся нежно бессонными стёклами
Окон, как в зеркало, в сивую ночь
Башни хрущёвок, а лужи осколками
Дробят луну, чтобы вниз уволочь.
О чём он думает, когда она думает «Давно пора»
Вуку Минайчеву
Пусть это будет кольцо — отчего бы нет? —
Ананта-Шеша, схвативший фалангу пальца —
Такие штучки, как вечность, всегда в цене —
По крайней мере, пока исполняют танцы
При храмах и при луне — и пока мужи