— Эм… — Торн замялся. — Простите, мистра, я не подвергаю ваши слова сомнениям, но на моей памяти, обычно случалось иначе. Переговорщика могут даже не отправить. А если и отправят, у них нет ни единой причины открывать вам двери.
— Это почему? — я не поняла. — Мой бог — единственный живой во всем мире. Им придется подчиниться.
В разговор снова вмешалась Эерия:
— Мистра, иногда люди пытаются восставать против власти богов. Редко, но случается. Даже на моей памяти такое было. Гаю и Гейе пришлось самолично разбираться. Помню, как им было неприятно, они ведь мирные боги.
— Люди не восстают против богов, Эерия, — усмехнулся Торн ее словам, словно она сморозила глупость. — Они восстают против людей. Да и потом, все боги такие же, как мы, просто намного сильнее, а раз они такие же, значит, и управу на них найти можно.
— Они же боги! — Эерия была возмущена его словами. — Про них так даже думать нельзя, не то что уж говорить!..
У них завязался спор, а в моей голове снова раздался голос бога:
— Они не понимают, Льера. Они думают, я такой же, как все их прежние боги. Что я выгляжу как они, что я так же мелок и слаб. Но меня даже здесь нет, Льера, здесь лишь мое отражение. Если я войду в мир целиком, ткань мира треснет, он не выдержит, развалится, разобьется на осколки. Просто взови ко мне, когда будешь около города, и я сделаю его твоим. Я могу намного больше, чем их человеческий разум может себе вообразить.
И я улыбнулась. Ну конечно, ведь Тенебриса боялись даже боги, потому и объединились все против него, потому и объявили его единственного вне закона.
— …Богов надо чтить. Богам надо подчиняться, — настаивала на своем Эерия.
Их спор все ещё продолжался, и я вмешалась:
— Хватит, вы, оба.
Они замолчали и посмотрели на меня.
— Мы едем к Аргенту, там я решу, как нам быть дальше.
— Да, Мистра, — Торн и Эерия кивнули и отъехали назад.
Весь наш отряд подъехал к Аргенту чуть позже полудня. Действительно, дороги были пусты, а двери города — закрыты. На стенах ходили дозорные и стояли лучники. В нас они пока не целились, но мы и не стали давать им возможностей, остановились на расстоянии дальше полета стрелы.
Все ждали моих указаний, а я внимательно посмотрела на ощетинившийся стрелами город. Уверена, мечники у них тоже имеются, как и всадники, город крупный и богатый, но никого из них они против нас не выпустят, им и за крепкими стенами неплохо. План я по пути уже успела обдумать. Ничего примечательного в общем-то. Я со своим десятком жрецов запросто заберу город себе. И если не поможет имя Тенебриса, то поможет его мощь. И я развернула коня, чтобы видеть своих жрецов:
— Шамир, сейчас мы отправимся к воротам, будь готов в любой момент защищать нас.
Шамир — молодой парень со смуглой кожей и черными смоляными волосами, присоединился в число жрецов одним из последних незадолго до ритуала возвращения Тенебриса. От Великого Древнего он, помимо обычных для всех жрецов силы, ловкости и выносливости, получил дар защищать. Он мог создавать невидимый защитный барьер, который спасал от стрел, копий и арбалетных болтов, а Тенебрис также утверждал, что и от магии, которая давно ушла из нашего мира, и даже от многих сил прочих богов, что с учётом их смерти значения не имело.
— Да, мистра, — он кивнул и направил коня ближе ко мне.
— Остальным запрещаю вступать в бой без моего прямого указания. Этот город — мой, и люди в нем тоже все мои, даже если они этого пока не понимают. А убивать своих людей я не желаю.
Я не стала переспрашивать, всем ли понятно, потому что и так не сомневалась в их преданности, и потому просто продолжила:
— Сейчас мы все двинемся к городу и подойдем к стенам, где я потребую открыть нам ворота. Если они согласятся, будьте внимательны, это может быть уловкой и попыткой убить нас. В этом случае я поступлю так же, как если они откажутся впускать нас — попрошу помощи у нашего бога. И в том, и в другом случае Шамир не защитит меня в ближнем бою, пока я прошу Великого явиться. Если придется, эта задача ложится на вас. Те из вас, чей дар не может здесь помочь, должны не мешать остальным. Вопросы?
Я помолчала, ожидая вопросов, но их не было, и я молча развернулась и двинулась вперёд.
Все время наших странствий они не сидели без дела. В те годы, когда мы готовили ритуал призыва Великого и собирали самых верных его последователей, они уже разработали несколько стратегий поведения на самые разные случаи. После получения даров им пришлось кое-что поменять, но это пошло на пользу, так что сейчас они прекрасно знали, что делать и как меня защищать.
Когда мы всем отрядом начали приближаться, на стенах началась суета и движение, но вот так сходу в бой вступать никто не собирался и тетиву натянутой не держал. Шамир напряженно ехал рядом со мной, готовый в любой момент воспользоваться своим даром, но это не потребовалось. Мы не доехали до ворот совсем немного, когда со стен раздался громкий грубоватый мужской голос:
— Остановитесь, иначе мы сочтем это актом агрессии!
Я остановилась, и отряд остановился со мной. Я подняла взгляд на стены, тихо вздохнув, сейчас придется кричать. Не люблю кричать. С майстрами лучше говорить за закрытыми дверями, но этот меня вынуждает.
— Я — мистра единственного живого бога! Требую открыть ворота и впустить меня по праву единственного настоящего правителя этого города и всех его земель!
Странно, что никого в одежде майстра я на стенах не вижу. Кто со мной общается и почему не мистра? Я взглядом внимательно искала цвета местного бога Аргента и не находила. Вообще. Зато человек в одежде стражника вышел из ряда лучников и оперся на край стены, наклоняясь, чтобы было удобнее говорить со мной.
— А, твой старый друг, Льера, — прозвучал голос Тенебриса в моей голове. — Моя любимая жрица все ещё желает оставить его в живых?
— О чем это ты? — тихо спросила я у бога, не вполне понимая и внимательно вглядываясь в покрытого сединой мужчину лет пятидесяти.
Тенебрис погладил меня по спине и плечам, но ответить не успел, я вспомнила и сама. Это же Альберт Доувен, тот самый стражник, что когда-то давно вернул мне головоломку, когда я ещё ребенком была в тюрьме. Тот самый, о ком я тогда упросила Тенебриса оставить его в живых. Он сильно постарел с тех пор, что, впрочем, неудивительно, ведь десять лет прошло.
— Если твой бог и вправду единственный, девочка, — громко ответил мне он, — значит, этот город больше не подчиняется богам!
Он ставил меня в неудобное положение. Я не желала его смерти, но он не просто оскорбил меня, назвав при всех девочкой, но ещё и сделал кое-что похуже — решил идти против моего бога.
Хохот Тенебриса раздался у меня в голове:
— Какой бойкий! Мои детишки распустили этих смертных, пока меня не было. Они забыли свое место. Яви им свою силу, Льера. Яви им меня самого! Ха-ха-хах!
Похоже, вся ситуация его забавляла, зато меня — нет.
— О Великий, не убивай их. И его не убивай, — шепотом попросила я.
Одно из его щупалец, что гладило спину, крепко обвилось вокруг моей шеи, даже немного сдавило, а голос бога стал тише и вкрадчивее.
— Моя жрица хочет лишить меня развлечения?
— Пожалуйста! — я не знала, как ещё убедить его, но обычно именно это слово помогало.
Он помолчал несколько секунд, а затем щупальце вокруг шеи разжалось, зато другое, словно странный язык, неторопливо провело мне от плеча до самого уха, пока Тенебрис отвечал:
— Так и быть, я сделаю это для тебя, Льера. Но и ты для меня кое-что сделаешь.
— Что угодно, — расслабилась я. — Я всегда сделаю для тебя, что хочешь и когда хочешь.
И бог снова расхохотался:
— Я знаю, Льера. Я знаю. И ты знаешь, что я тоже. Но играть с тобой весело!