«Я украл тебя, Марселина!» – мысленно покаялся он в очередной раз. Никакого раскаяния, впрочем, не ощущая. Закрыл глаза и «включил» себе тёплый ветер. Чего-то не хватало… пожалуй, аромата цветущих лип и нотки мандариновых деревьев! Вот так, отлично.
Он сжимал в ладони камень, перебирал его в пальцах, нащупывая едва ощутимые шероховатости на его гладкой, отполированной марсианскими ветрами поверхности. Камень преткновения между ними. Камень вожделения для Марси. Согрей его – и проецируй всё, что угодно. «Что бы ты спроецировала себе, Марселина? Роскошные приёмы с бассейнами из шампанского? Белоснежную яхту в лазурном море? И конечно, красавчика-капитана, так? На что ещё хватит фантазии в твоей модельной, генетически совершенной головке? А я закрыл тебя здесь и держу насильно. Да, давай уже признаем – ты никогда меня не полюбишь. В тот миг, когда я отдам тебе камень, ты переместишься в своё настоящее, земное тело, что застыло в капсуле, названия которой ты не выговоришь даже под инъекцией “Сознание Бога”. Да-да, это та единственная правда, что ты знаешь о камне. Я разнежился, потерял контроль в твоих объятьях в ту единственную ночь, когда позволил себе поверить, всего на несколько минут, что ты и правда меня хочешь! Как только я раскрыл тебе тот факт, что камень – не просто игрушка для наших фантазий, что он способен вернуть разум человека с базы на Марсе в лабораторию на Земле, ты моментально отпихнула меня, превратившись из прекрасной принцессы в злую ведьму, и сказала, что если я хочу повторения, то принесу тебе этот камень. Ты поклялась, я выбил из тебя эту клятву, что останешься со мной и на Земле, что выйдешь за меня там, в физическом теле! Но я тебе не поверил, знаешь, Марси. Конечно же, нет. Я твой генетик, Марселина а не влюблённый фитнес-тренер! Как это старомодно, фитнес-тренер, Господи! И само слово “Господь” тоже. Давно пора перестроить сознание, загрузить словарь поактуальней. Но я не хочу. Мне нравится и этот милый дом, как из старинных сериалов, когда они ещё были. И те уютные образцы семьи, которые люди практиковали тысячелетиями, пока не вылезли из своих лабораторий такие ученые крысы, как я, и не разъели дивный старый мир в труху!»
Он прищурился на ослепительное солнце и пригасил его немного. Пусть будет примерно часов шесть вечера. И, пожалуй, бокал вина. А лучше два.
«Выходи, малышка, полюбуемся закатом! Выпей немного вина… или даже виски. И я наконец скажу тебе правду. Правда в том, что ты не получишь заветный камень, Марселина. Он не поможет. Ты не сможешь от меня сбежать. Даже если я сам захочу отпустить тебя. Нам попросту некуда возвращаться. Я не знаю, в каком состоянии сейчас Земля. А что, если её вообще больше нет? Я потерял с ней связь. Я не уверен, что наши тела вообще ещё не разложились. Так что, лучше просто спи, Марселина. Я не отдам тебе камень. Никогда. Пока ты не назовёшь меня Марселем. Своим, милым и любимым Марселем!»
Он залпом осушил свой бокал, подбросил его в воздух, и тот послушно исчез. Учёный покосился на дверь – нет, не идёт его красавица, не откликается!
– Что ж, дадим ей ещё немного времени, да, дружище? – сказал он бокалу «рокс», на дне которого плескалась янтарная жидкость. – А там посмотрим, что ещё я смогу для тебя сделать…
Улыбашки
Капитан Даррен Дэниэл Доджсон-Хейз всегда был настоящим профи. Его репутацией можно было освещать путь к месту убийства вместо фонаря. Если б она светилась. Может, был бы толк от неё, а то в последние три месяца какой-то неведомый подонок попросту задницу этой репутацией вытирает!
– Что ж, Синклер! Вопрос всего один, – наконец заговорил Даррен, зябко ёжась в ночной холодище. Сырой туман так и полз за шиворот.
Его напарник заметно напрягся. Видно было, что доктора вся эта загадочная тряхомудия напрягает почище самого капитана. Хейз и сам не рад был рот открывать. Тошнота подкатывала удушливым комком. Он нервно сглотнул и торопливо заговорил снова:
– Да бросьте, Джеймс, мы с вами уже грёбаный сезон бьёмся на этом кровавом поле, неужто у вас до сих пор нет хоть какой-то самой скромной медицинской догадки? Вы хотя бы взгляните на тело, доктор!
– О нет! – простонал Синклер. – Да бросьте вы сами, мистер Хейз, я вам и не глядя скажу: молодой мужчина, предположительно 25-30 лет, отсутствие видимых повреждений и признаков насильственной смерти и далее по списку… Чёрт, эти их грёбаные лица, я ковырял их и так и эдак – они же совершенно натуральные, будто жертвы родились с ними! Дьявол их задери!
– Я почти уверен, тут не без него, – пробормотал Даррен и наконец заставил себя наклониться и посмотреть. Всё ровно так же, как и у пяти предыдущих убитых. Обычное человеческое тело, нетронутая шея, никаких следов иглы или клея. Просто кожа, безупречно переходящая в лицо тряпичной куклы. Глаза-пуговицы, вышитая грубыми нитками улыбочка. И яркое пятно, кровавый отпечаток, будто кто-то поцеловал зловещего кадавра прокушенными губами. Надо ли объяснять, почему над серией они работали унылым дуэтом, без команды? Бывалые вояки убегали в кусты поблевать, а то и увольнялись через две-три встречи с «улыбашками».