– Ага, ок! – проворчал Иван и забрал у жены книгу. Она вытянула руку с мобильным и подсветила ему страницы. Слегка жёлтые от времени, плотные и шершавые листы были убористо исписаны от руки чёрными чернилами. Тут и там текст перебивали непонятные знаки и тёмные красные кляксы, похожие на засохшую кровь. Иван поскрёб ногтем одну из клякс, прочистил горло и принялся читать с театральным пафосом:
– Vae vobis, qui verba pronuntiat, in vita enim mali pessimus evigilare faciatis!
Тут он поднял глаза на жену, усмехнулся, мол, ну и как тебе? Затем его глаза скользнули куда-то ей за спину. Иван замер, побледнел. Руки его задрожали. Маша уставилась на мужа огромными глазами и одними губами произнесла: «Что там?..»
Её муж выронил книгу и пролепетал:
– Мама…
– А чё это вы читаете в темноте-то, тут же свет есть! – раздался громогласный жизнерадостный возглас. Маша завизжала и, запутавшись в подоле платья, упала на колени. Кресло перевернулось и накрыло её. Из этого укрытия она наблюдала, как толстые ноги в трениках и шерстяных носках тяжело протопали мимо неё. Щёлкнул рычажок, вспыхнул свет.
– А чё ты жене-то не помогаешь, сынок? – ехидно прощебетала мёртвая Машина свекровь. – Опять всё мама да мама, а?
– Ма… – прохрипел Ваня. – Ты же… ты же это…
– Чего это? – проворчала Антонина Николаевна. – Ну ты прям как твой отец! Жена, как жук какой-то беспомощный, прости господи, а тебе ничё, тебе нормально! Нет бы помочь, а? Бесстыдник!
И она деятельно опрокинула кресло обратно на место. Маша скорчилась и закрыла голову руками.
– Ой, Машенька, бедная моя девочка! Так я и думала, от этих Стравинских толку никакого, ну что это за мужик, стоит рот раззявил, тьфу на тебя! – дурашливо-сердитым тоном отчитывала сына покойница, хватая безвольную сноху за руки. Та от страха не могла даже противиться и покорно поднялась на ноги.
– Да какая же ты красавица-то! – оглядела её всю свекровь. Маша изо всех сил стараясь смотреть мимо неё, прокусила губу. Привкус солёного железа во рту заземлял, возвращая реальность. Тем невыносимее было понимать – нет, это не кошмарный сон. Вот она, её mother in law, настоящая, во плоти! Скривилась, надулась, чего это она?! А, всего лишь я чихает! Но этого всё равно не может быть… она же… боже…
– Уф, а пылища какая у вас тут! – недовольно проворчала пришелица с того света и напоказ провела пальцем по столу. – Я так поняла, вы совсем не убираетесь?
– Мама, это чердак! – подала наконец голос Маша.
– А ты мёртвая! – подхватил Ваня. – И тебя вообще здесь быть не должно! – истерично добавил он, а его мать только ехидно головой покачала.
– Да, я тоже так думала!
– Ма, я тебе как врач говорю, ты умерла, мы тебя сожгли! – на высокой ноте выкрикнул Иван.
– И между прочим, это я тебя в мед устроила, если ты вдруг забыл! парировала мёртвая женщина. – Уж сколько мне пришлось декана Василь Игнатьича обхаживать, я даже на том свете на забуду! Кстати, а что отмечаем?
Мама схватила забытый бокал с вином и отхлебнула, не дожидаясь ответа. Глаза её округлились, и она перешла на торжественный тон:
– Дай угадаю! Вы наконец беременны!
– Бля, мама… – заныл Иван.
– Мама, бля, – в тон ему проныла Маша.
– Только не говорите, что назовёте Петя! Нет, лучше Вася! Василий Иванович, хосспади, это просто трындец, классика! – мама не удержалась и прыснула в бокал. Вино выплеснулось ей на похоронное строгое платье.
– От же твою мать! – прорычала она, и руки Ивана инстинктивно дёрнулись прикрыть голову. Он едва сдержался, напоминая себе, что он взрослый, женатый человек. Похоронивший свою мать. Которая стоит перед ним и остервенело трёт пятно на платье. Его затошнило, огоньки свечей поплыли перед глазами.
– Прекратите, хватит! – заорала вдруг Маша. Иван нащупал край стола и присел на него. Ноги больше не держали. Антонина Николаевна замерла. Смерила сноху ядовито-снисходительным взглядом:
– А, ну да, теперь ты тут хозяйка, твои правила, я не вмешиваюсь! Но ты, конечно, Ванечка, постарался для матери – шерстяные носки и трикошки старые, это под платье-то! Увааажил покойницу, нечего сказать!
И слишком энергично для покойницы она развернула кресло к себе, уселась в него и прикрыла глаза. На краткий миг обоим супругам показалось, что морок рассеется, и мертвец останется там, где и должен быть. Но нет! Вот она, их дорогая мамочка и любимая свекровь, стоит во всей красе, и что самое чудовищное – во плоти. Пятно вина темнеет на том самом месте, где лежал букет цветов, принесённый скорбящим сыном…
– Черт, это же дерьмо какое-то! – взорвался Ваня, схватил бутылку со стола, одним глотком опрокинул в себя остатки выпивки, швырнул её об стену. Маша отшатнулась, а мать насмешливо сложив руки на груди, проследила прищуренным взглядом за полётом бутылки. Проклятое стекло осталось целым.