Чтоб моё сердце перестало злиться,
А стало от волненья учащённо биться,
И грудь моя от значимости стала выпирать и под корсетом ныть,
А не вздымалась бы от гнева и желания тебя казнить.
Но стоит ли терять мне время? Давай договоримся так…
За каждую неэффективную и неудачную попытку прославления,
Я буду укорачивать тебе язык.
Когда он кончится — возьмусь за твой член.
Ты уж поверь! Не преклонив колен,
Порежу «колбасу» твою на сантиметровые колечки.
После чего скормлю их гавкающим сучкам во дворе.
И не беда, что не по кайфу мне пришлось твое творение.
Уверена, что им понравится такое угощение!
Ну, как, теперь, надеюсь, уяснил? — спросила у поэта Царица и, резко выдернув из его задницы перо, брезгливо морщась, аккуратно всунула его в руку поэта. — Иди и напиши о том, как я красива, справедлива и сильна! Напомню, у тебя всего два дня.
— Да, чтоб ты, сука, сдох… — попытались вылететь из поэта гневные слова в адрес Царицы, но крепко зажатый слугами рот превратил остаток фразы в неистовое и глухое мычание.
— Слово — не воробей. Вылетит — не поймаешь. К тому же, оно может вылететь вместе с языком, и придётся тебе мычать всю оставшуюся жизнь. Поэтому, советую тебе попусту не разбрасываться своим словарным запасом, а бережно, взвешивая каждое слово, изложить его на бумаге. Ведь в отличие от меня, она всё стерпит, — спокойно посоветовала поэту Царица и, кивнув слугам головой в сторону выхода, дала понять, что разговор окончен, и она больше не желает никого видеть.
Через два дня, в той же унизительной позе, поэт стоял возле трона Царицы и, покусывая от злости собственные губы, ждал очередной приступ бешенства с неизбежным, традиционным втыканием пера в его задницу, словно в дартс.
Царица без оптимизма, брезгливо развернув пергамент, бросила сначала короткий презрительный взгляд на поэта и только после этого приступила к внимательному изучению написанного. Её зрачки, энергично бегая из стороны в сторону, ритмично перепрыгивали со строчки на строчку и с каждым прыжком всё сильнее округлялись.
— С ума сойти, да это же совсем другое дело! — не веря своим глазам, воскликнула Царица и, дабы убедиться, что ей это не померещилось, громко, вслух, с выражением, снова перечитала стих с самого начала:
«ПИКОВАЯ Д Р АМА»
Когда страдающая манией величья б***ь
Наделена огромной властью,
Желает самой знаменитой в мире стать
Как ДАМА с пиковою мастью,
Вершить она готова чёрные дела
И, наделив пером писательским меня,
Как опьянённая богатством Дива
Полчеловека ради славы отрубила.
Ну, что ж, раз так, тогда держись!
Безжалостная «Пиковая Дама»,
И Демонам своим хвались,
Что будешь героиней адского романа.
Проткну своим я остроумным творческим пером
Твоё заполненное чёрной кровью сердце
И, как в чернильницу, я, обмакнув его,
Впишу в историю, что ты — ПРОСТАЯ СТЕРВА.
Дочитав стих до конца, ошеломлённая Царица, немного выпрямив спину, вытянулась в троне, выставила вперёд грудь и медленно, нараспев, гордо процитировала поэта: «ПИКОВАЯ ДАМА!»
Затем, примерив новый образ на себя, она вальяжно подошла к большому зеркалу и, замерев перед ним в величественной позе, стала пристально всматриваться в отражение, мысленно перекрашивая себя в «пиковую масть».
Задумчиво простояв в полнейшей тишине около минуты, Царица, не «снимая» с себя предложенный поэтом образ, направилась к трону с тем же высокомерным выражением лица. Проходя мимо съёжившегося от страха поэта, она небрежно присела возле него на колени и, склонившись над его единственным ухом, ледяным голосом прошептала:
— За свой удачный труд ты заслужил немного похвалы и моего расположения. И чтоб ты знал, что здесь, на этом троне, со мной царит ещё и справедливость, тебя я поцелуем щедро награжу, — размеренно прошипела Царица, словно королевская кобра, и крепко обвив голову поэта холодными руками, резко впилась в его шершавые губы.
Поэт вздрогнул от неожиданного поцелуя, будто от ядовитого укуса, и тяжело возбуждённо задышал, как отравленный мышонок перед смертью.
— Ну, что, теперь ты убедился, что мои обещания твёрже острого меча, и я способна щедро отплатить за истинную славу? — спросила Царица, «сбросив» с себя во время поцелуя образ «Пиковой Дамы». — Ты только посмотри, какие чудеса способно вытворять настоящее искусство! Я НЕ ПОБРЕЗГОВАЛА ПОЦЕЛОВАТЬ ТАКОГО МЕРЗКОГО УРОДА, КАК ТЫ! Это ли не чудо? И на этом оно ещё не заканчивается. Самое ценное в этом чуде то, что увековечивая меня, ты обрекаешь на бессмертие и своё имя. Ты готов разделить со мной вечную славу и сменить статус «подзаборного писАки» на бессмертный титул «КОРОЛЯ РИФМЫ»?