именно он. Но Карпов сражался не на этом фронте. В бою с Руделем погиб
совсем другой летчик. У него не было высоких наград, иначе бы его имя
упомянули в сводках потерь. Но он был АСОМ. Ему не хватило совсем чуть-чуть,
чтобы “завалить” лучшего пилота Люфтваффе…
*************************************************
1945. Берлин.
Лязгнул люк…
Осторожно Тишину изучая,
Копоть узкой полоской скользнула сквозь щель,
И расплавленным Солнцем глаза застилая,
Сладким запахом в ноздри ударил Апрель.
Еще теплая сталь под ладонью шершавой -
Изгибаясь змеей, заскользил по броне,
Пыль, безмолвно вальсируя осыпью ржавой,
Расстилала постель на сожженной земле…
Справа жмется всем телом к руинам пехота,
Слева в доме пожар, там теперь никого,
Значит – чисто…
а то помирать неохота,
Если тут до Победы километр всего!
Не за тем я к Берлину шел четыре столетья,
Стольких близких теряя, их жизнью живя,
Эта “тридцать четверка” у меня уже третья,
Два ранения, “Гвардия” и ордена…
Так, посмотрим в чем дело…?
- Ну, вот же зараза!
Есть - достал таки “фаустник” правый каток…
- Старшина, лезь сюда! Остальным – в оба глаза!
- Ну, что скажешь, механик?
– Покурим, Сашок…
Тут крути- не крути, командир - передышка.
Здесь работы на день! Вот такие дела…
На, курни… и без нас, говорю – немцу крышка!
… Тишина-то какая! Может, наша взяла?
- Сань, чего самоходку не с первого раза?
Она сколько попала! Хорошо – рикошет…
- Ну а ты, почему тормознул без приказа?
Чтобы целиться лучше? Струхнул, что ли, дед?
- Это брось, лейтенант, у меня же три “Славы”!
Я, считай, отбоялся на Курской дуге,
Впрочем… помнишь - “Пантера” у самой Варшавы
Нас достала? А я, уж… Спасибо тебе.
Грохнул выстрел. Упали…
– Ты глянь, снайпер – сука!
Вон он, метров за двести, бликует в окне…
Нет, ну ты посмотри, ведь какая подлюка –
Огрызается, мать твою!
… Саня… ты где?!
Башня плавно качнулась в смертельном движеньи,
В панораме прицела - оконный проем.
Громом плюнуло дуло по створу мишени,
Раскололо этаж… Полыхнуло огнем…
А потом был бросок страшным, быстрым приливом,
Полусогнуто скалясь, пехота пошла…
И неслось в эти спины по-волчьи, с надрывом –
Сашка! Сашенька... Ну-у, почему не М-Е-Н-Я!
Плакал старый танкист, и от боли немея,
Прижимая к груди синь распахнутых глаз,
Отпускал в тишину ароматов Апреля
За полдня до Победы…
А может – за час…*
* Штурм столицы третьего рейха 16 апреля - 2 мая.
***********************************************************************
Памяти поколения Булата Окуджавы
На Солнце ярко, а в подъезде – мрак,
Дверь на пружине неохотна и туга,
Еще труднее было сделать шаг,
Чтобы решиться и прийти сюда.
Войти, и сразу мятых папирос
Нащупать пачку – “застолбить” успех.
А если дома? … И немой вопрос?
И не найти ответа, как на грех.
Ладонью гладить долгий путь перилл,
Еще одна площадка и окно –
А если спросит, что я здесь забыл?
Подумаешь, сходили раз в кино!
Ну, нес портфель…. Ну, били раза два,
Читал стихи, а больше все молчал,
Да мы знакомы, в сущности, едва…
И ведь ни разу не поцеловал.
Зато смотрел на тонкий силуэт
Не меньше года! … Меньше – с Сентября,
И рисовал словами твой портрет,
И рифмами придумывал тебя.
Как я тонул в озерах синих глаз,
И как краснел, касаясь рукавом…
А может лучше так – письмо сейчас,
А все сказать, когда вернусь… потом?
На спичках коротко – я так тебя люблю!
И места больше на коробке нет,
А надо – что вернусь, и что найду
Пусть через год… пусть через много лет!
Щелчок замка… выходишь… Это ты?
Отброшу папиросу и шагну –
А знаешь,… я принес тебе цветы…
А знаешь,… мне сегодня – на войну…
***********************************************
Эта девочка
Эта девочка с узким,
уставшим лицом,
повзрослевшая взглядом
в тяжелых ресницах,
крепко сжав кулачок
с обручальным кольцом,
повторяла чуть слышно:
ничего не случится!
Трепетало от вздоха
зябко пламя свечи,
и смотрели с икон
те, кто мог заступиться…
но не верили в Бога
его палачи
и не знали молитвы –
“ничего не случится”.
Поднимались стволы
со смертельным свинцом,
и кружила над ним
одинокая птица;
ну, хоть крикнул бы кто,
что он станет отцом!
только это сейчас
для него не случится.
И текла по щеке
у девчонки слеза –
он ушел не успев
даже толком проститься!
а Святые, в лампады
потупив глаза,
промолчали что встреча
никогда не случится.
Восемнадцатый год –
сатанела ЧеКа;
как же их угораздило
накануне влюбиться?!
но упрямо сжимала
колечко рука –
Я люблю тебя, слышишь?!
Ничего не случится!!!
****************************************************
Ноябрь 20-го
Трехцветное знамя, погон золотой,
Я к шее коня припадаю щекой,
За нашей спиной красный огненный ад,
А я – эмигрант, я уже не солдат.
Остался вдали берег рухнувших грез,
Остался вдали край белых берез,
За серым дождем незнакомый Стамбул,
Что ждет тебя там, господин есаул?
К чему о бедро бьется острый клинок?
К чему палец лег на холодный курок?
Раздавленный мозг тянет дуло к виску –
Разбить о свинец ледяную тоску.
А может быть прав подполковник седой,
Который махал нам с причала рукой?
Как эхо слова его бьются во мне –
Уж, коль умирать, так в родной стороне…
И рвется души крик обратно домой,
О, как хороша Россия зимой!
И мне наплевать, что там красный Совдеп –
Белы навсегда березы и снег!
Пусть буду я жить, лишь, до первой стены,
Пусть мне со спины будут резать ремни,
В подвалах с ума от пыток сойду –
Я русским родился, и русским умру!
- И он умолял повернуть пароход,
И шашкой рубил металлический борт,
Метался по палубе, словно слепой…
Но выстрелил в спину урядник рябой.
…Давно отгремели грозовые бои
Жестокой и долгой Гражданской войны,
Но вижу во сне – уплывают волной
Корабль в Стамбул, а русский – домой
********************************************************
1914
Что ушло, то - ушло
И уже не вернется,
Дождь осенний в окно
Барабанит всю ночь,
С ветки лист золотой
Непременно сорвется,
И его унесет
Ветер северный прочь.
Ляжет Ваша рука
На погон осторожно,
Белым дымом вуаль
Прикрывает глаза,