Предательство колдуна, который якшается с кесу, вызвало взрыв негодования и лавину экспрессивной ругани. Об Олимпии на некоторое время забыли, но, когда она попыталась отползти к двери, прихватив с собой джинсы и кроссовки, этот маневр заметили. Один пнул ее так, что она покатилась по полу, остальные радостно заржали.
Дождь забарабанил по ставням в полную силу. Двое парней сходили забрать из багажника ящик с пивом и успели насквозь промокнуть.
Задвинули ржавый засов на входной двери. Кто-то спросил, взяли или нет ключи от зажигания из машины и краденого вездехода, а то всякое бывает… Взяли. Да в такую погоду никто не пойдет шататься по окраине; к тому же теперь, когда береговые ворота раздолбаны, из Леса всякая погань поналезет. Вот именно, подхватил тот, который беспокоился о ключах, поэтому вдруг найдутся желающие хапнуть чужой транспорт, тем более что за вездеход награду отвалят! Там же все развезло, возразил другой, поедешь – увязнешь, и мы тут до утра застряли. Зато пиво есть, и девка есть.
Они занялись Олой. Противно было до тошноты. Сам по себе половой акт – в общем-то ничего особенного, если ты уже не девочка, а девочкой Ола не была с четырнадцати лет. Но их глаза, ухмылки, высказывания – вот это настоящее дерьмо, это хуже всего.
Внезапно все настороженно замерли, даже тот, который в этот момент был на ней. Не только дождь по ставням стучит – еще и в дверь кто-то колотит.
Мелькнуло фантастическое предположение: вдруг это Марат решил не бросать ее в беде и вернулся? Но, во-первых, как он мог бы ее выручить, один против пятерых, а во-вторых, чтобы такой как Марат – и не бросил в беде… Несмотря на все доводы против, абсурдная надежда продолжала трепыхаться – или это просто жилка на шее дергалась, нервный тик.
– Открывай!
Голос куда более низкий, чем офисный тенор Марата.
– Чего надо?
– Укрыться от дождя, – с угрожающей интонацией отозвался визитер.
– Да ты сначала культурно разговаривать научись! – обиделся тот из парней, который перед этим больше всех матерился. – Вали, куда шел!
– Открывай, дверь сломаю! А сначала машину разобью!
Переглянувшись, они повытаскивали оружие. Насильник застегнул ширинку и присоединился к остальным. Двое встали по обе стороны от двери, тогда один из оставшихся отодвинул засов и проворно отскочил назад.
Как только гость переступил через порог, из засады на него набросились… И сразу осели на пол. Он держал по ножу в каждой руке и ударил одновременно вправо и влево. Если не насмерть, то близко к этому.
Остальные открыли стрельбу. Вернее, попытались это сделать, но у всех троих пистолеты дали осечку.
«Вода попала в стволы», – предположила Ола, измученно и растерянно моргая.
Пара секунд – и еще двое агонизируют. Пятый, отшвырнув бесполезный пистолет, тоже выхватил нож, но руки у него дрожали, и голос тоже дрожал:
– Ты чего?.. Мы что тебе сделали?!
– Если я велел открыть, надо открывать сразу, – процедил победитель, перед тем как нанести последний удар.
Его противник не успел парировать, с животным стоном повалился ничком и еще какое-то время скреб ногтями грязные половицы. Не обращая больше на него внимания, гость посмотрел на Олу, словно раздумывая, не стоит ли ее тоже прирезать.
– С-сп-пасибо, – выдавила Ола.
Похоже, это был правильный ход.
Сумрачно оглядевшись, парень вытер ножи о бархатную безрукавку, валявшуюся возле ящика с пивом. Закрыл дверь, за которой колыхалась водяная завеса, задвинул засов.
Ола наблюдала за ним, съежившись на испачканном липкой субстанцией матрасе. Может, он окажется еще хуже, чем эти отморозки, вместе взятые… Получил в качестве трофея голую девчонку и несколько уцелевших бутылок пива – нетрудно догадаться, что будет дальше! А ей больно, словно там, внутри, все содрано до мяса.
Сбросив на пол чью-то куртку, висевшую на спинке хромого стула, покрытого потрескавшимся черным лаком, он пристроил на ее место свою, основательно промокшую. Потом неприязненно поглядел сверху вниз на девушку и с раздражением бросил:
– Ты бы хоть оделась, что ли…
– Да, да, сейчас, – два раза подряд благодарно кивнув, пробормотала Ола.
Каким бы грубияном он ни был, насиловать ее не собирается, это главное.
Кое-как натянула трусы. «Молния» на джинсах сломалась, зато пуговица на месте. Лифчик почти не пострадал. Футболка с логотипом «Реджинальд-Путешественник» – подарок от туристической фирмы – разорвана сверху донизу, но концы удалось завязать в узел.
Одновременно с этим она исподтишка наблюдала за парнем. Тот извлек из ячейки ящика бутылку, пренебрежительно сощурился, поставил обратно. Не любит он пиво… Достал из кармана своей куртки, висевшей на стуле, небольшую глянцево-черную фляжку с золотыми переливами, открутил пробку, сделал несколько медленных глотков. Судя по фляжке, что-то дорогущее. Коньяк, наверное. Откинулся на спинку стула, вытянул ноги, словно капитулировав перед навалившейся усталостью.
Когда Ола, уже одетая, доковыляла до серого кресла у стены – не понять, от грязи оно такое или это его исходный цвет – парень открыл глаза и потребовал:
– Расскажи, кто ты такая.
Начала соображать, что выдать и как это преподнести, а он с усмешкой, от которой кому угодно стало бы неуютно, добавил:
– Лучше правду.
Ладно… Раз он перерезал пять человек только за то, что его не пустили спрятаться от дождя, вряд ли у него шибко идиллические отношения с законом, так что закладывать ее он не побежит. А что касается награды за вездеход – пусть забирает на здоровье. От этого гроба на колесах надо держаться подальше, словно она вообще ни при чем.
Ола рассказала всю историю, как есть, несколько раз подчеркнув, что до самого последнего момента не знала, кто такая Эва, а на автозаправке в Яниге у нее просто истерика началась. Но это пусть, а самый скользкий момент – то, что они с Маратом так по-дурацки угодили в западню. Стыдно ведь, что новый знакомый о ней подумает… Попались, как дети, как электорат на посулы кандидата в парламентарии! Впрочем, она упомянула, что с началом грозы ее развезло хуже некуда, могла бы и вовсе отключиться. На этом месте слушатель, до сих пор сидевший с непроницаемой скучающей физиономией, неожиданно заинтересовался, начал задавать уточняющие вопросы, а Ола и рада была увести разговор подальше от своего глупого промаха.
– Ты понимаешь, почему испытывала такие ощущения?
– Метеозависимость. Хотя со мной это в первый раз… Из-за стресса.
Он презрительно искривил угол рта, как будто услышал явную глупость, и произнес задумчиво, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней:
– Что же с тобой делать?
– В любом случае спасибо за то, что ты для меня уже сделал. Когда ты сюда ворвался, это было потрясающе!
Ола постаралась выдать благодарную и восхищенную улыбку самой высшей пробы, но его, похоже, не волновали улыбки спасенной девушки. Сощурив холодные голубые глаза, он что-то обдумывал, глядя сквозь собеседницу. Хотя стоит чему-нибудь в этой комнате шевельнуться – наверняка заметит.
Ола наконец-то рассмотрела его как следует. Очень молод, примерно ее ровесник – лет двадцать или двадцать с небольшим. Рослый, широкие плечи, мускулистые руки. Черты худощавого продолговатого лица правильными не назовешь, но они, пожалуй, скорее привлекательные, чем нет – по крайней мере, сейчас, когда выражение задумчивое, а не злое. Светлые волосы почти до пояса – ей бы такие… Он их отжал и отбросил назад, с кончиков уже не капает, но все еще мокрые, прилизанные – долго будут сохнуть.
– Когда закончится дождь, я тебя отведу.
– Куда?
Он не ответил, а переспрашивать она не рискнула. Так и сидели, пока шум дождя не начал стихать.
Светловолосый парень натянул отсыревшую куртку, накинул капюшон и выволок наружу все пять трупов, один за другим. Пока он с ними возился, Ола надела ветровку с выдранной «молнией» и заодно обнаружила, что ходить может разве что через силу – щиколотка распухла, при каждом шаге болит. Нижняя челюсть тоже ноет, но это сейчас не так важно.
– У меня нога не в порядке, – сообщила она испуганным и в то же время деланно бодрым голосом. – Ничего, до машины как-нибудь дохромаю.
– Нельзя на машине. Будет проверка, остановят. Пойдем пешком.
– У меня там, кажется, вывих или растяжение.
– Растяжение. И трещина в челюсти.
– Думаешь? Надо будет сделать рентген…
– Я тебе это и без рентгена скажу. Еще травмирована слизистая, занесена инфекция. Ладно, с этим сейчас разберемся, а все остальное потом. Ложись на матрас.
– Ты, что ли, медик? – поинтересовалась Ола, укладываясь.
Он опять презрительно усмехнулся. До чего несимпатичная привычка – спрашивать безапелляционным тоном и в то же время не отвечать на чужие вопросы.
Ола потянулась к пуговице, но парень остановил – «не надо» – и положил ей руку на низ живота. В следующий момент она выгнулась дугой, закричала от боли. Как будто у него из ладони ударил огонь! Длилось это две-три секунды, потом он убрал руку, боль затихла.
– Что ты сделал?
– Выжег заразу. Теперь быстро заживет.
После этого небрежного пояснения он вышел, и Ола решила, что ее бросили на произвол судьбы, но парень вскоре вернулся с большим куском брезента. Автомобильный тент, изъятый, вероятно, из багажника машины похитителей.
– Я тебя в это заверну. О том, что здесь было, никому ни слова, понятно?
– Конечно. Не дура. Кстати, как тебя зовут?
– Реджи.
Ола вначале поверила, что он и вправду Реджи, но потом сообразила: он же просто прочитал надпись на разорванной футболке! Как раз половина имени на виду.
Когда вышли на крыльцо, спохватилась:
– Надо взять из вездехода мою сумку с вещами.
– Сумку я не понесу.
– Ну, хотя бы документы и деньги оттуда забрать, и еще мелочевку. Я надену другую куртку и распихаю все в карманы. Реджи, пожалуйста!
Он скорчил злую физиономию, но все-таки уступил. Пока лазил за сумкой, Ола увидела в падавшем из дверного проема свете отвратную картинку: трупы лежат в ряд под кирпичной стеной, их частично облепило что-то черное, мохнатое, шевелящееся.
– Реджи, это что такое?!
– Шмыргали, – равнодушно пояснил тот, выбираясь из вездехода. – До утра обглодают, одни скелеты останутся.
Господи, если бы ему не пришло в голову укрыться от дождя в этой развалюхе, на их месте могла быть Ола… Впрочем, представлять себе неосуществившиеся варианты и переживать по этому поводу – никчемное занятие. Поскорее переодеться, рассовать по карманам самые нужные вещи. Потом Реджи закутал ее в брезентовый чехол и взвалил на плечо. Испугалась: вдруг уронит… Не уронил. Напоследок она успела бросить взгляд на своих недавних мучителей: шмыргалей стало больше – наверное, слетелись со всей округи – сплошная колышущаяся масса, из-под которой торчат окоченевшие ноги в ботинках, а лиц не видно.
После этого она ничего больше не видела, только слышала размеренный звук шагов, чавканье грязи. Куда Реджи ее несет – в больницу, в лабораторию? Он проявил заинтересованность, когда услышал о ее реакции на грозу, как будто персональная ценность Олы мгновенно выросла с нуля до весьма приличного показателя, но какой в этом смысл, и хорошо это для нее или снова какая-нибудь пакость? Чувство времени исчезло. Непонятно, сколько они уже так идут… Все равно в этом ненормальном мире время растяжимое, как резина. Потом она услышала низкий хрипловатый голос Реджи с характерной для него повелительной интонацией:
– Эй, подойди сюда!
– Чего? – опасливо отозвался другой мужской голос.
– Держи вот это.
Она почувствовала, что ее передают из рук в руки.
– Пошли, – приказал Реджи.
«Он не просил помочь и ничего не объяснял. Такое впечатление, что просто окликнул первого встречного – и теперь тот тащит вместо него багаж, то есть меня!»
Два раза их останавливали и спрашивали, «что это такое».
– Мешок с картошкой, – отвечал Реджи. – Из ямы на огороде. Бабка меня прибьет, если без картошки домой вернусь. Ей все равно, какая погода.
Как это ни странно, ему верили.
«Неужели не видно, что не мешок это, а завернутый человек? – изумлялась про себя Ола. – Здесь, что ли, все такие тупые? Или Реджи их гипнотизирует?»
Его спутник и вовсе молчал, словно воды в рот набрал.
Наконец Реджи взял у него Олу и велел возвращаться домой, шепнув на прощание:
– Забудь об этом.
Понес ее дальше сам, но вскоре остановился. Несколько ударов – как будто ногой в дверь. Через некоторое время откликнулся дребезжащий старушечий голос:
– Иду, иду! Не колоти, безобразник!
Лязг замка. Скрип.
– Кого опять сюды приволок? – протестующе ахнула старуха. – Ну, смотрите, что делает, и хоть бы какой стыд имел… Тут тебе что – притон? Почему ты всегда их ко мне волокешь?
– Потому что я тут живу, – огрызнулся Реджи, укладывая Олу на пол.
– Живет он тут… Гнать тебя надо поганой метлой! Куда ложишь, волоки его к себе на второй этаж! Тута тебе не притон! Матери нажалуюсь, охальник! Творит что хочет, совсем от рук отбился…
– Это девушка, – он развернул брезент, и Ола зажмурилась от яркого света.
– И правда, девка… – склонившись над ней, констатировала старуха.
Вылитая баба-яга: мясистый крючковатый нос, седые космы, коричневое морщинистое лицо, а глаза под кустистыми бровями неожиданно умные, острые, проницательные.
– Та самая туристка с Земли Изначальной, которая помешала Казимиру, – вполголоса добавил Реджи. – Посмотри сама, что это такое.
– Тьфу ты, обормот! Девка – это тебе не что, а кто!
После этого Ола сразу почувствовала к старухе симпатию, несмотря на ее типично ведьмовскую наружность.
Та впилась в нее изучающим взглядом, потом распорядилась:
– Ставь воду для отваров.
Это было сказано уже другим тоном – серьезным и деловитым, словно врач дает инструкцию младшему медперсоналу, и Реджи безропотно двинулся к двери.
– Не наследил? – бросила ему в спину ведьма.
– Нет.
У Олы в глазах рябило от убранства комнаты: лоснящийся бархат, люстра из разноцветных стекляшек, оплетенная извилистой резьбой старая мебель, малиново-золотая роспись по черному лаку. Из дверного проема поплыл густой запах трав, и глаза сами стали слипаться. Напоследок мелькнула мысль: «Как же я теперь доберусь до портала?»