А я и забыла спросить, откуда она меня знает.
Вскоре пришла Микулишна, я взяла у неё муку и стала рассказывать про странную гадалку.
Она призадумалась.
– Что-то скоро изменится, Лотта, недолго тебе здесь осталось зайцев гонять.
Русалка Сильведея
Лес полон обитателей. Это не только звери и птицы, но и мавки, лешие, болотницы, русалки, дриады. Просто не надо бояться леса – и они не будут бояться тебя и трогать не будут. Микулишна научила меня с ними общаться, да мне кажется, что я и раньше умела. Бродя по лесу, я встречалась со многими. Зная, что я живу у Микулишны, никто не пытался меня обидеть, а потом, познакомившись со мной ближе, они относились ко мне с какой-то трогательной нежностью. Удивляюсь, что у людей они назывались нечистью: все бы были так бесхитростны, как они – было бы прекрасно. Ну, заставят поплутать кого-то чуть-чуть, ну, могут неосторожного затащить в болото, ну, утянут к себе в озеро, так не со зла же, просто скучно ведь. Я подружилась я с двумя лесными обитательницами, вернее с одной лесной, а с одной водяной – с Мавкой и Русалочкой. Каждая из них была для меня кладезем знаний о жизни. Они были просто необыкновенными, и я их обожала. Часто, особенно в летнюю жару, я прибегала к озеру, бросалась в воду и, когда появлялась Русалочка, мы плавали наперегонки, ныряли, брызгались, потом я плюхалась на песок, согревалась и перебиралась на большой пень, торчащий из воды. Русалку звали Сильведея. Откуда произошло столь экзотическое имя, она не знала, а чаще всего её просто звали Сильва, лесная. Она приплывала ко мне, вылезала до пояса из воды и начинала расчёсывать свои удивительные голубоватые волосы. Когда она проводила по ним гребнем, казалось, все вокруг замирало от восхищения, а когда ближе к вечеру, наболтавшись, она начинала петь, даже ветер замирал на окружающих озеро ивах.
Вы думали – я такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
А я усмехнуться посмею,
Глаза от губ отведя,
Я душу мужскую не грею,
я просто краду ея.
Глядя на неё, я понимала, почему перед ней не может устоять ни один мужчина.
– Нравятся тебе мои волосы, Лотта?
– Да, очень красивые.
– Они не просто красивые, ведь это правда, что рассказывают о «русалочьих волосах». Если захочу, они поплывут сами, оплетут тело купальщика и вызовут они в человеке необъяснимое пресильное любовное томление, такую страсть, что, когда увидит меня, ничего уже не помнит.
Она знала мужчин и, конечно, любила поговорить о них.
– Никто лучше меня не знает мужчин, Лотта. Слушай и учись. Лотта, ты девочка глупая ещё и неопытная. Я не могу тебя не просветить.
То, что меня это ещё не так уж и интересовало, она не могла понять. Но послушать подругу было интересно.
– Лотта, через мои руки прошло очень много мужчин. Разных. Они меня все любили, я зачарую – и меня невозможно не любить. У меня чудесные ножки, а не хвост, как у морских русалок. А грудь! Посмотри только на мою грудь, она мечта любого из них. Как сказал мне один мужчинка, она не меньше четверного номера, но я не ношу эти штуки, в которые её помещают дамы из города, и она до сих пор не опала. Я не старею, я умру только вместе с озером. Правда, один мужчинка рассказывал (ох уж эти аристократы), что такая грудь – это мечта простых мужланов, у которых баба должна рожать каждый год и кормить детёнышей, а у них, аристократов, всегда ценилась грудь, которую можно взять в ладошку.
Она зевнула.
– Ох, может, это и так, но как этот засранец любил целовать именно мою грудь, не передать словами. По-моему, он и повелся на меня прежде всего из-за груди, когда я вынырнула и села на пень. Увидев её, он уже был готов идти за мной хоть в ад. Лотта, девочка, жаль, что у тебя ещё нет большой груди, но надеюсь, что будет, тебе тогда будет легче привлекать мужчин.
Я очередной раз вздохнула.
– Сильва, ну зачем сдались такие груди, если всё остальное у меня страшнее не придумаешь?
– Лотта, ну что ты говоришь, ты просто красавица, только маленькая еще.