– Да. Невероятно! Вот он выход!
Он подхватил Есению на руки и стал кружить её по комнате.
– Счастье, счастье, я могу жить, я могу жить, как человек. Ты моё чудо, моя награда, моё счастье. Ты согласна быть со мной? У меня сейчас нет кольца, чтобы заключить помолвку, я не могу обещать легкую жизнь, но теперь всё будет иначе. Если ты будешь со мной, если всё так, мы сможем жить как люди. Надо будет ездить, но не одному, можно жить, не шарахаясь от людей, не ночевать в самом недоступном для людей месте. Я смогу после работы общаться с людьми. И я смогу обнимать живого человека, не просто человека, мою девочку, мою любовь. Единственную!
Есения смеялась. Слезы катились по щекам. Как хорошо, что они встретились, эти двое, предназначенные друг для друга. Даже завидно. Тоже хочу счастья и, конечно, любви. Только вот я её еще не встретил – и тут вспомнил о Лотте. Как она там, спит или опять смотрит в потолок?
– Я пошел, проведаю Лотту, а вам есть о чем поговорить, – и вышел из гостиной.
На душе было так легко. Благодаря этим двум людям страх, с детского возраста терзавший душу, ушел, пропал. Ответственность за королевство, за будущее правление осталась, а страх пропал. Здорово.
Лотта не спала. Она лежала, свернувшись калачиком, и больше не плакала. Лучше бы она плакала. Потерянность и непонимание, зачем она в мире, который окружает ее, усилились. Ей было плохо, очень плохо.
– Лотта, милая, ты хочешь чего-нибудь, может, яблочко съешь? Не смотри на меня так. Ты нам так дорога, так важна.
Для меня это были не слова. Она мне действительно стала невероятно дорога. Я не мыслил себе, что её может не стать в моей жизни и не стать вообще.
– Лотта, у нас хорошие новости, – и стал рассказывать ей про Предназначенную и Собирателя грехов, как у них все хорошо.
– Не бойся, Лотта, мы что-нибудь придумаем, и ты выздоровеешь.
Я прижал её к себе, Маленькая, исхудала за это время, не ест ведь ничего. Она вся дрожала.
– Лотта, тебе холодно.
Она покачала головой.
– Страшно?
Наконец-то заговорила.
– Мне очень страшно, Хи. Я, наверно, умру. Зачем я тут? Все бессмысленно. Вы живые, а я нет. Нет смысла держаться за эту жизнь, я здесь чужая, ненужная.
– Неправда, Лотта, ты нужная и не чужая, дорогая. И мне, и Ха, и Ветру, я говорил тебе уже об этом. Не думай о смерти. Один мудрец говорил: «Как мы можем знать, что такое смерть, когда не знаем ещё, что такое жизнь». Ты ещё не знаешь жизнь, ты мало прожила. Она интересная, жизнь.
Я прижал её сильней, лег рядом, положил её голову себе на плечо.
– Лежи. Я рассказывал тебе, как хорошо все решается у наших друзей, и у тебя будет. Всё будет. Только не дрожи так. Верь.
– Не верю. Все ушло, впереди нет ничего. Если в жизни нет смысла, зачем жизнь?
– Лотта, тебя ждет дорога, придет весна, мы опять пустимся в путешествие. А хочешь, останься с Лаки, он хороший. Правда, я сердился на него, думал, он ветреный, а он хороший, заботится о тебе. Хочешь, будешь летать по всему миру с ним, а хочешь – пойдем дальше с нами. Мы придумаем, как тебе помочь. Вот увидишь.
– Знаешь, Хи, мне сейчас приснился сон. Единственный не страшный сон за последние дни. Я видела птицу – большую, с разноцветным оперением, и у неё человеческая голова, лицо прекрасное, и она пела. Потом посмотрела на меня и заговорила. Странный стих, я запомнила:
«Душа как выжженная пустошь,
Ничто на ней не прорастёт.
Ты не мертва и не воскресла,
Моя слеза тебя спасёт».
– Не знаю. Прилетит Лаки, поговорим. Чайку горяченького хочешь? Нет. Поспишь ещё немного?
И она задремала. Устал. Не знаю, что делать. Ха не советчик сейчас, такое впечатление, что не понимает всей серьезности ситуации. Нужно ждать Ветра. Единственный, с кем можно поговорить, да ещё Сказитель. Он мудрый человек, но известие о сыне и то, что он так виноват перед его матерью, просто выбило его из равновесия. Всегда спокойный и чуть насмешливый, он сильно изменился. Он то писал что-то судорожно, то сидел и смотрел в окно, будто собираясь бежать вперед к своим сейчас и босиком, то хмурился и что-то обдумывал. С этими мыслями я заснул, обнимая Лотту.
Утром пришел Ха. Удивился, увидев, где я сплю, разбудил меня и велел пойти отдыхать.
Михел
Вот, разбудил братца, пусть отдохнёт, побуду немного с Лоттой. Хи и Ветер всё время ей занимаются, но не знают, что делать. И я не знаю, что делать.
Лотта стонала во сне, вскрикивала, тревожно что-то бормотала.
Как она измучилась. И молчит, а так хочется с ней поговорить. Расскажу ей, как вокруг хорошо, пусть о хорошем думает.
– Лотта, это я, Ха. Ты уже открыла глаза? Сейчас утро, а ты помнишь, я всегда говорил: «А что хорошего ждет нас сегодня?», и опять скажу. Мы с Чеславом ходим в лес, охотимся, как ты учила. У Чеслава получается лучше, чем у меня, ты же знаешь, я всё по сторонам глазею, отвлекаюсь. В лесу столько снега намело, далеко не уйдешь, но мы на снегоступах ходим. Удобно. Волки сейчас близко к приюту подходят, но нас не трогают. Кабаны тоже совсем рядом стали появляться. Хочется с тобой в лес пойти. Там сейчас удивительно красиво. Снег лежит шапками, ели как невесты, схватишь её за лапку – и весь в снегу с головы до ног. На рябине снегири сидят, ягоды красные и грудки у снегирей красные, может, не такие яркие, но смотрится здорово. Ты знаешь, как я люблю на это всё смотреть. Лотта, ты слушаешь меня? Не смотри так жалостно. Я так жалею, что не могу рисовать. Хочется эту красоту всю на память оставить, людям показывать. Я бы тебе эти увиденные кусочки сейчас принес, ты бы любовалась, мысли плохие оставила. Может, встанешь, выйдем на улицу, сегодня солнышко, мороз сильный. Не можешь? Сил нет? Я тебя сейчас заверну в одеяло и на минутку вынесу во двор. Не хочешь? Не бойся, я не уроню тебя.