Призрак довольно ухмыльнулся. Он пронесся прямо к гитаре и погладил ее прозрачной рукой. Фрэк улыбнулся ему из-под бутылки и тут же поморщился.
– Когда мне позвонил Лукас, я думал, он так тупо шутит, – сказал басист слабым голосом. – А нет, вот он ты. И у меня вообще нет сил удивляться или вообще что-то делать. Парни, я сегодня труп.
– Жалкая отмазка, – фыркнул Джимми.
Он пролетел через студию и остановился перед страдающим басистом. А потом вдруг засунул руки ему в голову. Фрэк вздрогнул всем телом.
– Легче?
Сандерс кивнул. Джимми отступил на шаг.
– Ох ты ж е, я думал, ты сейчас из него мозг вынешь! – воскликнул Айзек.
– Какой мозг, я ж басист, – возразил Фрэк и посмотрел на Джимми. – Господи, я начинаю осознавать…
– Некогда, – прервал его Лукас. – Работаем, парни. А я выбью нам зал.
И парни работали. Они останавливались, переругивались, переделывали все «как надо», а потом обратно, импровизировали, возвращались к классике… как будто не было тех десяти лет, где каждый из них болтался в своей жизни по отдельности. Призрак наблюдал за ними, сидя на полу у стены. Сначала он вставлял какие-то фразочки в общий разговор, потом просто смотрел и слушал. Когда парни вошли в раж, он тихонько выплыл наружу.
Ирочка нашла его на «безнадежном» крыльце. Если бы призраки могли курить, он бы наверняка держал в руках сигарету, а так просто стоял, облокотившись о перила, и смотрел на улицу. День был удивительно ясный и теплый, но Ирочка почему-то почувствовала запах дождя.
– Эй.
Джимми обернулся и улыбнулся ей кривой мальчишеской улыбкой.
– Депрессуешь?
– Есть немного.
Призрак посмотрел на свои руки. Сквозь них просвечивали перила и асфальт, по которому бродили голуби. Он вздохнул.
– Тяжело быть привидением, знаешь. Ты приходишь в жизнь, где научились обходиться без тебя, где тебе больше нет места. Это почти так же жалко, как стоять на пороге бывшей.
Ирочка примостилась рядом и посмотрела на Джимми долгим нежным взглядом.
– Мы бы не справились без тебя сегодня, – сказала она. – Ну, может, и справились, но это заняло бы кучу времени и сил. Лукас… Он начал сдавать. Теряет хватку.
– Это Лукас-то? – Джимми недоверчиво приподнял бровь.
Ирочка пожала плечами.
– Все-таки, ему уже за шестьдесят… Иногда мне кажется, что он – последний порядочный человек во всем этом бизнесе. Когда он уйдет, все провалиться в дрязги, пьянки и перетягивания одеяла на себя.
– Сам Лукас точно не уйдет.
– Ну, почему же?.. Его потихоньку вытеснят. Он это понимает, и, насколько я его знаю, решит оставить последнее слово за собой. У него выбор – или так, или стать таким же, как все. А это вряд ли.
– Да уж… – Джимми хмыкнул – У Лукаса был миллион шансов стать говнюком, причем богатым, но он их все благополучно упустил. Теперь уже поздно.
Рука Ирочки полезла в карман пиджака и вернулась с пачкой сигарет. Она изящно закурила.
– Это последний проект Лукаса. Его лебединая песня, если хочешь. И ребята это понимают, вот и выкладываются, как сумасшедшие. Их сейчас даже симфонический оркестр из призраков не особенно впечатлит.
Джимми засмеялся и повернулся к Ирочке. Если бы речь не шла о привидении, Ирочка бы сказала, что в его глазах появился живой блеск.
– Знаешь, перед тем, как умереть, я придумал песню. Но так и не успел ее записать…
Во двор ворвалась маленькая черная машинка с тонированными стеклами и резко затормозила перед крыльцом. Из нее вылез растрепанный и разгневанный Лукас и с размаху хлопнул дверью. Машинка жалобно заскулила сигнализацией.
– Да чтоб тебя!
Лукас посмотрел на парочку на крыльце.
– Джимми, да ты бы хоть постыдился, среди бела-то дня! Тут все-таки люди ходят, еще инфаркт кому-нибудь обеспечишь, дурья башка! Тьфу!
Ирочка невозмутимо оглядела босса. Он зло пригладил волосы и ломанулся на крыльцо.
– Ты чего такой злой, папаша?
Лукас на мгновение замер и уставился на Джимми. Так его не называли уже десять лет, и он успел порядком отвыкнуть от этого сомнительного титула. Потом кивнул в сторону двери и ответил:
– Ну, пойдем, расскажу.
– Нам не дают стадион, – выпалил Лукас, едва войдя.
Фрэк сфальшивил. Рыбешка перевел свой потусторонний взгляд с клавиш на лицо менеджера, потом на вошедших за ним Ирочку и Джимми.
– Почему? – спросил Айзек.
– Черт, да потому что мы слишком стары, вышли из моды, нас никто не слушает и никто не пойдет на этот долбанный концерт. Но сказали они, конечно, совсем другое – мол, все расписано на год вперед. Уроды.
В студии стало тихо. Пух со вздохом отложил гитару.
– Давай искать другую площадку, не сошелся свет клином на стадионе, – сказал Айзек. Внутри он уже чувствовал холодную тоску. И оказался прав.