Прошли – в не зафиксированном количестве – тысячелетия. Отменно Вкусные неосторожно вымерли, а Главные Герои – впрочем, как и Грубые Мужжики – стойко и последовательно распространились по всей относительно твёрдой поверхности планеты. Дядя Ык стал сотником Тибулом; Ху-Ли-Ган, потеряв оба дефиса, но сохранив наглость и апломб, отважно занял безответственную должность вожака золотой молодёжи; Кака выбилась в весталки, где и получила новое имя Какка – раньше её звали иначе, но храмовым девственницам по должности было положено отрекаться от всего прежнего и мирского.
Однако жизнь – жестокая штука. И у благородных римлян накопилось на душе, в результате чего они собрались в храме Юпитера, дабы принести олимпийским богам жалобы на участившиеся горести и потребовать честной расплаты за многочисленные приношения – зачастую даже живым товаром выдающегося качества либо изготовленные из драгметаллов высокой пробы. А если получится, вытребовать у небожителей и пени – ввиду неоказания в оговоренное время соответствующих услуг.
Конечно, никаких юпитеров и вообще олимпийских богов не существует. Уж мы-то с вами знаем. Тем более, и гора Олимп расположена в дебрях Греции, так что при чём тут итальянцы – абсолютно непонятно. А вот Белый Ангел пребывал – согласно прописке – как раз… везде. В результате чего ему не составило труда явить себя пред изумлёнными очами граждан Рима. Которые, невзирая на вышеупомянутое удивление, мгновенно классифицировали пришельца как Аполлона (на коего он немного – но совсем незначительно – смахивал). И, даже не задумываясь, какого это хрена – прости, Господи! – Феб запросто является в храме Юпитера вместо молниеносного отца своего, тут же и вывалили на него весь ворох накопившихся претензий. Поможите, значит, боги добрые, а то варвары придут – грабят; собственные, родные, можно сказать, генералы агрессора разобьют – тем более грабят; его величество император всеримский грабит беспрерывно… На северах только и успевай прижимать бедных пиктов к скалистым берегам да смотри, чтоб не стащили чего… На юге Клеопатра, б… то есть, извиняемся, проститутка, спаивает наших цезарей, не говоря уж о чём похужей… Германцы – даром, что в будущем почти что культурный народ – ведут себя как гунны, а гунны – как готы, а готы… даже говорить о них, гадах, не хочется… Карфаген всё ещё не разрушен, так что из-за расплодившихся в неимоверных количествах слонов просто-таки на загородный участок не выедешь… Спартаковцы, свиньи, туда-сюда носятся с оружием и режут мирных работорговцев… А нечестивых христиан расплодилось столько, что цирков уже не хватает и у львов – несварение…
Ангел мог бы, конечно, моментально навести порядок и благолепие, но прозорливость была его добродетелью. И потому, не переменившись в царственно-прекрасном лице, он попросту растаял в воздухе. Даже крыльев не соизволили продемонстрировать.
Протекли века. Некогда перекормленные христианами домашние хищники давно вымерли от голода, а адепты победившей религии устали выяснять, чьё толкование Нагорной проповеди круче. Дядя Ык подался в патриархи. Ху-Ли-Ган основал графство. Племя Грубыхх Мужжиков, сменив имя, но не имидж, заселило шестую часть суши, где успешно строило помещичий рабовладелизм в одной, отдельно взятой стране. Тренировалось на будущее.
Но счастья всё не предвиделось.
И собрались те, кто оказались под рукой, в соборе Святого Павла, и взмолились, и предъявили Вседержителю свои претензии, и ненавязчиво напомнили о заслугах. Дескать, облицовка храма, драгоценные оклады, то-сё… Негров наобращали в истинную веру прямо в трюмах и на плантациях до хрена… то есть довольно много, индейцев крестили напропалую. В Иерусалим раз десять походы устраивали. Культмассовые. Пока средства были. Детей разводили как тараканов – хоть дустом трави! В полном соответствии с заветами.
Почему же тогда?.. Стражники нажрали морды шире задниц, которые шире сёдел, а на улицах грабят… Никакого почтения к старшим от молодёжи не дождёшься: и коленями их на горох, и плетью, и батогами – всю душу вложишь, а им хоть бы хны… Мытарю дай, священнику дай, нищему на паперти, чтоб его черти взяли, тоже дай – а жить на что?! Еды вечно не хватает, если, конечно, назвать это едой… И чуть не каждый год чёрная смерть, от которой идут пятнами… Ладно бы – у врагов каких или в соседней деревне, а то ведь повсюду... просто буквально повсеместно…
Белый Ангел, полномочно представляющий Того, к кому они обращались, даже не стал им являться. Он, конечно, незримо присутствовал в храме, как, впрочем, мог бы находиться – и находился, когда на то была его воля, – в синагоге, ступе, мечети или в круге поставленных на попа камней. Он не рыдал и не улыбался, не сердился и не огорчался. Его непроницаемое лицо оставалось столь же великолепным, как в день Сотворения мира. Ибо терпение было его добродетелью.
И ещё пару столетий пронеслись незаметно. Кака дождалась-таки изобретения пластической хирургии и стала Неумеренно Прекрасной, Особенно В Стратегически Важных Местах. Слу-Шайс-Тарик подался в депутаты и музыкальные продюсеры одновременно и теперь имел одну проблему – куда девать зелёные… то есть не имел проблем. Ык нашёл множество заменителей своим мухоморам и почти достиг нирваны – ну, или чего он там надеялся достичь? Впрочем, и мухоморы изредка пожёвывал – не забывал корней. Ху-Ли-Ган в эпоху наушников, наладонников и видеоигр тоже что-то там обрёл.
Однако мир по-прежнему несовершенен. И потомки Грубыхх Мужжиков и Главных Героев периодически собираются у До-Дзё Младшего в его дацане… братстве… обществе… церкви… – и предъявляют Единому (или Многим… или Всем-В-Одном) список претензий. Почему Он (Они) – всеведущий, всемогущий и всеблагий, а войны происходят, причём чаще, чем землетрясения? И почему, кстати, землетрясения? И почему болезни и, в частности, эпидемии? И почему старики?.. И почему дети?.. И почему?.. И для чего?.. И сколько же это будет продолжаться?!
Белый Ангел видит и слышит всё. Он мог бы ответить на любые вопросы. Он мог бы напомнить о свободе воли и неисповедимости пути. Он мог бы достать свой Меч (ибо у него есть тот самый меч, который пишется – и даже произносится – только с большой буквы) и прекратить это. Наконец, хотя бы иронии давно пора бы поселиться в той лёгкой полуулыбке, с которой он смотрит на подведомственное мироздание. Но нет – лицо его безмятежно. Ибо мудрость – его добродетель.
Взгляд его светел, мысли чисты и не замутнены ничем суетным, душа глубока, как океан.
Белый Ангел никогда не ошибается. Он одинаково чужд злобе и ненависти, вожделению и страху, сомнениям и раскаянию, состраданию и милосердию.
Ибо он знает Абсолютную Истину. Ему ведомо, что было, что есть, что будет. Он исполнен неземной любви. Неземной…
А более он не чувствует ничего.
Сказка о Некрасной Шапочке
Жила-была на белом свете девочка, которую вполне могли бы называть Красной Шапочкой, если бы она, конечно, носилась по региону своего обитания в алом головном уборе фасона «Бедлам инкорпорейтед». К счастью для родителей и прочей заинтересованной родни, у нашей заглавной героини хватало здравого смысла, чтобы украшать юную головку самыми различными платочками, шапочками, панамками и беретами, а то и вовсе оставлять волосы непокрытыми – не восемнадцатое же столетье на дворе, в конце концов.
Но вернёмся к нашей девочке. Стоит добавить, что обе её бабушки, прародительницы, так сказать, обитали довольно далеко. В абсолютно других, причём различных городах. На совершенно необъятных просторах соответствующей их рождению (точнее, рождениям – бабушек всё же наличествовало две) Отчизны. Так получалось даже удобнее: никаких тебе визитов конфуцианской вежливости, скучных посиделок за семейным столом, бессмысленных походов по слабопересечённой и плохо освещённой местности с маслицем, пирожками и прочими дарами супермаркетов… В общем, неплохо, я бы сказал, вышло с этими бабулями (между прочим, вовсе даже не старушками, а вполне бодрыми и порой даже сексуально агрессивными гранд-дамами раннего предпенсионного возраста). А подарки внучке можно и по почте отправлять – отделения связи, чай, на каждом шагу наблюдаются, куда ни плюнь (но плеваться на улице, детки, всё же не надо; нехорошо – мы же с вами не американцы какие-нибудь). Короче: пешком до местожительств праматерей было уж, во всяком случае, не добраться.