— Надобно верного витязя Личарда поить и кормить довольно. А Бову, сына твоего, пасынка моего, лучше бы голодной смертью извести. Не то я любить тебя не буду.
Коварная Милитриса отвечает царю Додону:
— Жалко мне, славный царь Додон, сына моего Бову. А еще жальче твоей любви лишиться. Предадим Бову, сына моего, голодной смерти — ради любви нашей.
И повелела Бову в темнице на железную задвижку запереть и не давать ему ни пить, ни есть нисколько.
А была в царских хоромах девка-прислуга. Жалко ей Бову стало. Как все уснут, девка железную задвижку отодвинет, Бову попоит, хлебцем покормит и опять закроет…
Времечко так и идет. Не умирает Бова — видят то Додон и коварная Милитриса. И царица Милитриса, вошедши в царскую кухню, замесила два хлебца своими руками на змеином сале во пшеничном тесте. Испекла те два хлебца и послала с девкою Бове в темницу.
Бова хлебцы увидел и спрашивает:
— Ох, видно, маменька мне поесть послала?
— Маменька, — девка ему отвечала и собачку около темницы кликнула.
Отломила девка кусочек от одного хлебца, бросила собачке, та кусочек сглотнула и сдохла на глазах.
— Ох, — говорит Бова, — не давай-ка мне, девушка, этого. И не запирай ты, девушка, темницы темной.
Девка-прислуга задвижку железную и не задвинула. И Бова из темницы убежал. На городскую стену залез и вниз со стены спрыгнул, но ноги себе отшиб. А под городской-то стеной море-океан шумит, и видит Бова — по морю-океану корабль плывет. И закричал Бова громким голосом. И от его голоса волны восстали и корабль затрясся. И гости-корабельщики дивятся — кто это так кричит громогласно. И видят юношу дивной красоты, только ноги у него зашиблены.
Спустили они лодку с корабля, посадили Бову в нее и спрашивают:
— Какого ты роду, Бова, — простого или королевского?
Бова им отвечает:
— Гости-корабельщики, роду я простого, отец мой — пономарь, а матушка моя — убогая жена.
— Будешь нам слуга-раб, — говорят корабельщики. — Служить нам будешь.
Бова тому и рад. Поплыли они по морю-океану. И плыли год и три месяца. И видали они много диковинного.
Глава третья
Проплыли гости-корабельщики с Бовой мимо многих царств: мимо царства каменного, оловянного, потом медного, серебряного и золотого. Видали царства змеиное, птичье, звериное, жемчужное, девичье, сонное, огневое. Побывали в царствах Китайском и Индийском.
К разным пристаням-портам приставали, торговлю вели, разные обычаи узнавали.
Видали они в иных царствах трехногих людей, а в иных — с шестью руками. Встречались им люди, у которых глаза во лбу. Дивились они жителям, у которых одна половина — птичья, а другая — человечья.
Слыхали они о разных зверях — слонах, крокодилах и верблюдах, но сами тех редкостных зверей не встретили.
Видали они великих петухов, на которых люди ездят. Попадались им огненные реки, а в тех реках живут огромные черви, и источают из себя те черви шелковые нити, и из тех нитей жены шелк ткут.
И много слыхали они про Беловодское царство. И в том царстве нет ни вора, ни разбойника, ни завистливого человека. И войны ни с кем эта страна никогда не имеет. И всякие земные плоды бывают там очень изобильны. Посреди Беловодья течет из рая река Эдем, и добывают в той реке драгоценные камни: гиацинт, сапфир, изумруд, яшму и кармакул, он — господин всем драгоценным камням и ночью сияет как огонь.
И светит вверху над Беловодским царством великая звезда Лукиярь.
Только до Беловодья гости-корабельщики да Бова не доплыли — уж очень отдаленная та страна. А достигли они Арменского царства.
Глава четвертая
В Арменском царстве правил славный король Зензевей, и, корабль увидавши, послал король Зензевей своих слуг, дьяка да подъячих узнать, чей корабль прибыл, чьи гости и каковы товары и почем они. Пришли королевские посланцы на корабль и обомлели, Бову увидевши, — экий красавец да богатырь. Бова-то в плаванье том совсем возмужал и стал еще краше.
— Свезите меня к королю Зензевею, — говорит им Бова, — он меня купит, а я ему пригожусь.
Они его послушались, посадили на осла, повезли в царский дворец. Зензевей Бову увидел, удивился, залюбовался да и спрашивает:
— Какого ты роду, Бова, простого иль царского?
Бова опять свой род открывать не стал и говорит:
— Государь, твое королевское величество Зензевей, я роду простого, отец мой — пономарь, а матушка моя — убогая жена.