Убедившись, что везти елку в стоячем положении невозможно, дети аккуратно уложили ее на дно тележки вершиной вперед и всю дорогу слушали мелодичный звон стеклянных и фарфоровых игрушек, свисавших с ветвей чуть ли не до самой земли.
По пути они старались избегать людных улиц, сделав из-за этого немалый крюк, и прибыли к Ракушечному Гроту сильно уставшими, ибо катить садовую тележку с горшком и растопыренной елкой оказалось не таким уж приятным и легким делом.
Почти вплотную к замку Помогалы Раковинса примыкала заброшенная стройплощадка — кто-то когда-то начал было возводить здесь дом, но по неизвестной причине отказался от этого славного начинания, в память о котором остался лишь ровный квадрат земли, огражденный невысокой кирпичной стенкой. Именно там, в центре площадки, они и поставили свою елку, после чего принялись распутывать гирлянды и крепить к ветвям свечки — их было ни много ни мало шесть дюжин. Когда с этим было покончено, Гай сказал:
— Теперь один из нас должен пойти в дом и спросить у сэра Кристофера, можно ли нам зажечь в его дворе елку, а другой останется здесь ее сторожить.
— Один туда, другой сюда, — сказала Мейбл, — а что делать мне?
— Ты можешь делать, что хочешь, — разрешил Гай.
— Но я хочу делать и то, и другое. Я хочу остаться у елки и хочу пойти к Помогале.
Мейбл была слишком мала для того, чтобы понять, как это сложно — даже взрослому человеку — находиться одновременно в двух разных местах.
В конце концов у елки остался Гай.
— На случай если прибегут чужие мальчишки, — пояснил он. — Уж я им тогда задам.
— Пожалуй, я лучше пойду с Филлис, — тут же определилась Мейбл.
Не без внутреннего трепета девочки поднялись по ступенькам крыльца и замерли перед дверью Ракушечного Грота.
— Почему ты не стучишь? — спросила Мейбл.
— Не знаю, — нерешительно сказала Филлис.
Тогда Мейбл, которая в отличие от сестры хорошо знала, что нужно делать, подойдя к двери дома, громко постучала в нее шаром для игры в кегли, непонятным образом оказавшимся у нее в кармане.
— Зачем ты это сделала! — воскликнула Филлис. — Я еще не успела придумать, что мы ему скажем, а теперь уже поздно.
Да, теперь уже было поздно думать, ибо дверь, скрипнув, приоткрылась, и голос изнутри спросил:
— Кто там?
— Извините, — сказала Филлис. — Мы не собираемся заглядывать к вам в дом, как это сделал Элф, который притворился, что хочет попить воды, но мы поставили в вашем дворе рождественскую елку — можно нам ее зажечь?
— Зажечь елку? — дверь приоткрылась чуть шире, и в ее проеме возникло лицо сэра Кристофера.
— Нет, не саму елку, конечно, а только свечи, — пояснила Филлис.
— Прошу прощения, я не совсем вас понял, — сказал хозяин Ракушечного Грота. Голос его звучал вежливо, и это был голос джентльмена — миссис Филкинс и ей подобные говорят совсем по-другому.
— Мы только… Вы, должно быть, помните Мэб — вы однажды в грозу перенесли ее через дорогу…
— Ах, так это была ты? — Сэр Кристофер перевел взгляд на Мейбл.
— А я ее сестра, — поспешила добавить Филлис. — Нам не позволили наряжать школьную елку, и мы решили устроить свою собственную, но нам хотелось, чтобы ее увидел кто-нибудь еще, и мы вспомнили о вас. Вы живете один, и у вас как будто не очень много друзей, а сегодня все-таки праздник… хотя, если вам это не нравится, мы сейчас же уйдем…
Она запнулась и, судя по всему, уже была готова расплакаться.
— У нас есть очень красивая стеклянная птичка, — вступила в разговор Мейбл, стремясь привести как можно больше неотразимых аргументов, — много всяких конфет, а также золотые рыбки и заводной крокодил, который ходит лапами и машет хвостом, когда в нем повертишь ключиком.
— Дорогие мои… — сказал сэр Кристофер и неожиданно поперхнулся.
— Дорогие мои… — повторил он, прочистив горло, и поперхнулся снова.
— Если вы не хотите, мы сейчас же уйдем, — сказала Филлис и уже сделала шаг назад.
— Нет-нет! — остановил ее хозяин дома. — Совсем нет. Я только подумал… я подумал, почему бы вам не принести елку в дом? Моей девочке… она всегда любила рождественские елки.
— Конечно! — обрадовалась Филлис. — Мы сейчас же ее принесем.
И они с Мейбл побежали туда, где их ждал старший брат.
— Скорее, Гай! — еще издали крикнула Филлис. — Нам разрешили перенести елку в дом. Он говорит, что у него есть маленькая девочка, которая очень любит рождественские елки.
Они вдвоем подняли горшок с елкой, который показался им еще тяжелее, чем прежде, и понесли его к дому. По пути они несколько раз останавливались, чтобы передохнуть, и наконец поднялись на крыльцо.
Сэр Кристофер ждал их на пороге; дверь была широко распахнута, и из нее струился яркий свет.
— Добро пожаловать! — сказал хозяин Ракушечного Грота. — Позвольте, я вам помогу. Какая прекрасная елка!
Он взял из их рук горшок и вошел в дом. Дети последовали за ним и очутились в небольшой прихожей, абсолютно пустой, если не считать железной винтовой лестницы в самом углу.
Сэр Кристофер повернул направо и провел их в круглую комнату с матово-белыми стенами.
— Ага, мы уже в башне, — сказал наблюдательный Гай.
— Да, эта комната занимает один из этажей башни, — подтвердил хозяин.
Он зажег лампу под потолком, и у детей вырвался вздох восхищения — в один миг матово-белая комната стала сверкающе-перламутровой с вкраплениями здесь и там настоящих круглых жемчужин.
— Какая прелесть! — прошептала Мейбл. — Я всегда говорила, что он не скупердяй; он скорее волшебник или что-нибудь в этом роде.
— Эта комната — просто чудо! — вздохнула Филлис.
— Из чего сделаны стены? — спросил Гай, которого гораздо больше интересовала практическая сторона вещей.
— Устричные раковины, — сказал сэр Кристофер, — и, разумеется, жемчуг.
— И все это вы нашли в канаве? — изумилась Мейбл. — Джейн говорила, что вы роетесь в водосточных канавах…
— Не болтай глупостей, Мэб, — прошептала Филлис, украдкой дергая сестру за платье.
Впрочем, старый джентльмен не обиделся — во всяком случае, он не подал виду.
— Да, разумеется, — произнес он рассеянно и добавил, как будто вспомнив что-то очень важное. — А ведь нынче и впрямь Рождество. И у нас есть настоящая елка.
— Надо ее зажечь, — спохватился Гай.
Когда все семьдесят две свечи были зажжены, жемчужные стены засверкали, переливаясь всеми цветами радуги, и круглая комната превратилась в зал волшебного дворца, какие бывают только в снах или в сказках.
— Уже много лет у моей девочки не было такой красивой елки, — сказал сэр Кристофер. — Не знаю, чем я могу вас отблагодарить.
— Вы показали нам свою жемчужную комнату, а это лучше любых благодарностей! — воскликнула Мейбл.
— Если хотите, я могу провести вас в черномраморный зал, — предложил сэр Кристофер.
— Еще как хотим! — воскликнули дети.
Они через прихожую прошли в левую башню замка. Хозяин зажег свет — стены этой комнаты были покрыты круглыми отполированными пластинками черного мрамора.
— Как красиво! — сказала Филлис.
— Та комната была веселее, — заметила Мейбл, — а эта какая-то серьезная, словно орган, который играет в церкви.
— Но это не мрамор, — удивленно сказал Гай, трогая пальцем стену. — Это… это тоже раковины, только повернутые наружной стороной!
Он не ошибся. Сотни и тысячи морских раковин покрывали поверхность стен, причем они были тщательно подобраны по размерам, так что чередование крупных и мелких раковин образовывало фигуры.
— Пойдемте, — позвал их с порога сэр Кристофер, — вы еще не видели красной комнаты.
Когда дети повернулись к двери, в поле их зрения неожиданно попала высокая, закрытая белой простыней фигура.
— Ай! — вскрикнули все трое и попятились. — Что это?
— Это моя маленькая девочка, — промолвил хозяин дома и грустно улыбнулся.
— Она что, играет в привидения? — спросил Гай. — Хочет нас напугать?
— Нет, она не играет в привидения и не хочет никого пугать. Это всего лишь ее статуя.