Выбрать главу

И действительно, мир андерсеновских сказок всеобъемлющ, в него могут, наряду с вещами и животными, фантастическими существами и предметами домашнего обихода, на равных правах входить и новые явления науки и техники, как, например, «великий морской змей», то есть телеграфный кабель, проложенный между Европой и Америкой по дну океана. Погруженный в воду, он вступает в своеобразное общение с жителями подводного царства, становится одним из героев сказочной подводной драмы.

Всякий новый предмет, входящий в орбиту андерсеновской сказки, подчиняется ее закономерностям, так сказать получает свой паспорт, становится равноправным действующим лицом. Убедительность и правдоподобие действующих в сказках Андерсена персонажей держится в значительной мере на этой всеобщей погруженности в сказочную стихию, где нет границ и градаций одушевленности и неодушевленности.[1]

Всякой вещи, всякому живому существу, всякому фантастическому созданию в сказках Андерсена присущ свой характер, исходя из которого они живут и действуют. Все эти характеры увидены и показаны вполне реалистически в меру их принадлежности к какой-либо среде, в меру их роли и значения в природе и обществе. Вот почему описание повадки какого-либо животного, описание свойств какого-либо предмета или растения всегда у Андерсена звучит убедительно[2]. И все же наиболее андерсеновскими и в то же время наиболее близкими детям являются те сказки, материал для которых Андерсен черпал непосредственно из окружающего быта.

Простые домашние вещи: кухонная утварь, детские игрушки, предметы одежды, растения и цветы, которые можно встретить в поле, в огороде, в садике около дома; совсем обыкновенные, окружающие нас домашние животные и домашняя птица: собаки, кошки, куры, индюки; обитающие в саду певчие пташки — все это излюбленные сказочные персонажи Андерсена, — каждый со своей историей, характером, манерой речи, своим юмором, капризами и причудами.

Необычайный, непревзойденный дар вселять в эти привычные, окружающие нас существа и предметы особую жизнь присущ был Андерсену. Он сам отдавал себе отчет в этом и сам об этом говорил: «Материала у меня бездна, больше, чем для любого другого рода поэзии; часто мне кажется, будто каждый плетень, каждый самый маленький цветочек говорят мне: «Только взгляни на меня, и тебе откроется история всей моей жизни». И действительно, стоит мне сделать так, как они велят, и рассказ о любом из них готов».

Как же достигаются это необычайное правдоподобие и убедительность, достоверность всех этих жизнеописаний? Почему кажется, что именно эта букашка, именно этот цветок должны быть героями данной истории?

Дело в особом сочетании острейшей наблюдательности, точного знания действительной жизни всех этих существ с богатым воображением художника, которое и создает эффект этих рассказов.

В каждой маленькой сказочке такого рода как бы слились воедино две действительности. Одна — подлинная жизнь цветка, мухи, дерева, чашки или кофейника; другая — не менее подлинная жизнь человека. Чаще всего это люди городского, окружающего Андерсена общества, обыватели, светские жеманные барышни и кавалеры («Жених и невеста»), а то и прижимистые богачи («Свинья-копилка»); иной раз — сентиментальные герои-любовники («Пастушка и трубочист») или же подлинные романтические герои, храбрые и самоотверженные («Стойкий оловянный солдатик»). А в других случаях это биография человека, близкого Андерсену, почти что автобиография («Гадкий утенок»).

Две действительности сливаются воедино, склеиваются в удивительном взаимодействии, поддерживая и освещая друг друга, в редком сочетании юмора и пафоса, сатиры и идиллии.

А фантастика? Того, что принято называть фантастикой сказки, невероятных приключений, вымышленных сверхъестественных существ, фей, троллей, всякого рода чудищ в сказках Андерсена может и вовсе не быть, а если они встречаются, то не в них главное. Реалистичны (то есть правдоподобны в своих действиях, своими характерами) как сами герои, так, в основном, и их окружение, вполне последовательны их поступки, мысли, понятны их чувства, данные автором как результат воздействий на них окружающего мира. Фантастика начинается не в ущерб этой реальности, а как бы в виде свободного, творческого продолжения ее, в результате очень тонкого с ней сочетания.

вернуться

1

Черта, характерная вообще для народной сказки. Ср. В. Я. Пропп, Морфология сказки, «Наука», М. 1969, стр. 11; Д. Лихачев, Внутренний мир художественного произведения. — «Вопросы литературы», 1968, № 8.

вернуться

2

См. предисловие Е. А. Лопыревой «Андерсен и его творчество», в кн.: Г. X. Андерсен, Сказки и рассказы, т. I, «Academia», 1937, стр. XXII.