Ничего не добившись, Нетай пошла к кази и все ему рассказала. Он разъярился и решил мстить. Чандвиноду был послан указ, в котором говорилось, что он должен в течение семи дней уплатить свадебный налог.
«Ты женился шесть месяцев назад и до сих пор не уплатил налог дивану.[128] Если ты в течение недели не погасишь долг, твой дом и вся твоя собственность будут конфискованы».
Чандвинод растерялся: ему следовало уплатить пятьсот рупий, собрать таких денег он не мог.
Через неделю пришел повторный указ, а затем на дом Чандвинода кази приказал повесить флаг. Это означало, что дом, земля и вся его собственность конфискованы.
Спокойная и счастливая жизнь Чандвинода разом оборвалась. Из амбаров вывезли весь рис, и семье нечего стало есть. Чандвинод продал буйволов, потом коров, и скоро у него ничего не осталось.
«Придется нам теперь жить под каким-нибудь деревом, — размышлял Чандвинод. — Но как же мне быть с моей дорогой Малуа и с моей старой матерью?»
Чандвинод понимал, что долго так продолжаться не может, и однажды сказал жене:
— Милая Малуа, бери мою мать и идите с ней к твоему отцу. Ты — единственная сестра у своих пятерых братьев, которые нежно тебя любят. Привыкнув к богатой и обеспеченной жизни, ты не сможешь жить в бедности. У родителей тебе будет хорошо. Сам я привык к тяжелой жизни и останусь здесь. А тебе-то зачем страдать?
— Где бы ты ни жил — в лесу, под соломенной крышей или под тенью дерева, там теперь и мой дом, — с нежностью отвечала ему Малуа. — Если я выпью несколько капель чаранамриты[129] — воды, коснувшейся твоих ног, — это будет для меня эликсиром жизни. Я не хочу жить, как царевна, в доме отца. Еды мне много не надо. Не страшны мне никакие лишения, лишь бы ты был рядом со мной. Ни за что не оставлю тебя одного!
Чандвинод хотел было отправиться в чужие края на заработки, но Малуа всеми силами противилась этому.
— Я не могу отпустить тебя, не могу жить без тебя, — говорила она. — Если ты меня не послушаешь и уедешь, я уморю себя голодом. Прошу тебя, возьми меня с собой. Я буду спать под деревьями, постелив под голову край своего сари, буду собирать для тебя лесные плоды и делить с тобой все радости и горести!
Июль они прожили на те деньги, которые Малуа выручила за свой натх. В августе она продала свое жемчужное ожерелье, в сентябре были заложены браслеты, в октябре — шелковые одежды, а в ноябре ей пришлось продать свои любимые серьги. Теперь все, что она имела, было продано или заложено.
Малуа ходила в рваной одежде, едва прикрывавшей ее тело. Часто они не ели по целым дням. У них не осталось даже горсточки риса, чтобы совершать ежедневное подношение богине урожая.
Настало время, когда их единственной пищей стали травы и коренья. Малуа смотрела на бледные лица мужа и свекрови, и сердце у нее обливалось кровью. Сама она могла не есть целыми днями, но горше всего было то, что нечем было кормить мужа и свекровь.
Настал день, когда она готова была идти по домам и просить милостыню. Узнав об этом, Чандвинод ничего не сказал ни жене, ни матери и тайком уехал на заработки в декабре.
В это тяжелое для Малуа время кази опять направил к ней сводню Нетай.
— Милая девочка, кази снова послал меня к тебе, — вкрадчиво начала старуха. — Зачем тебе страдать из-за других? В доме кази ты будешь есть из золотых блюд. А сейчас ты голодаешь, ведь у вас нет ни горсточю риса. Сколько же тебе терпеть лишения? Где это видано, чтобы дочь богатого человека работала батрачкой, жала рис и пряла на чужих людей? Твое тело едва прикрыто рваным тряпьем, в носу и в ушах нет никаких украшений. Послушай моего совета, выходи за муж за кази и переходи жить в его дом!
Старуха сыпала соль на раны молодой женщины. Глаза Малуа вспыхнули гневом и стали похожи на маленькие угольки.
— Мой муж сейчас далеко, — отвечала она, — не стоит мне подумать о нем, как мне сразу становится легче. Лучше я буду убирать чужой рис или ходить с протянутой рукой, чем получать благодеяния из рук кази. У меня пять братьев. Скажи я им, и они отрежу тебе нос, а гнусному кази — уши, размозжат ваши головы о камни. Вот погоди, я напишу им письмо!
И опять старуха вернулась ни с чем. Когда слухи о бедственном положении Малуа дошли до ее матери, она послала за ней своих сыновей. Увидев братьев, Малуа заплакала. Зарыдали и они
— Ты — наша единственная сестра, — говорили они ей. — Ты нам дороже всего на свете. Мы нашли тебе как нам казалось, достойного мужа. В том, что случилось с вами, виновата судьба. У наших жен много украшений, а у тебя, дорогая сестра, нет ничего. Твоя одежда износилась, и ты спишь на голой земле. До двенадцати лет, милая сестра, ты жила у нас без забот и горя, и никто не заставлял тебя ничего делать. Мать ждет не дождется твоего возвращения. Она приготовила для тебя твою комнату с мягкой постелью, достала слюдяное опахало, повесила на окна кружевные занавески. Разве это не насмешка судьбы: у нас дома полным-полно всякой еды, мы кормим каждый день нищих и странников, а наша единственная сестра голодает! Если бы ты знала, сколько разных вкусных блюд наготовила для тебя мать! С тех пор как нам стало известно о твоем горе, она не спит, не зажигает огня в очаге и светильников в доме. Завтра утром мы пришлем за тобой паланкин. Мать умрет с горя, если не увидит тебя
Не переставая плакать, Малуа отвечала им кротко и нежно:
— Как рассказать вам про мое горе, дорогие братья, как передать страдания моего сердца? Вы сами дали согласие на то, чтобы я уехала сюда, в этот дом, вам нравился мой муж. Я ни в чем вас не виню, ведь нельзя избежать предначертаний судьбы. Я решила остаться в этом доме: он для меня больше чем храм, это мой Варанаси, мой Вриндаван. А вы возвращайтесь домой, к матери и отцу. Теперь я должна заботиться о моей убитой горем свекрови. Передайте матери, что я не могу оставить свекровь. Ваши жены позаботятся о матери, а у моей свекрови нет никого, кроме меня.
Братья вернулись домой и рассказали родителям, почему Малуа не хочет возвращаться домой.
Малуа вместе со свекровью продолжали батрачить у чужих людей. Так прошел январь и февраль. В марте и апреле Малуа надеялась получить какие-нибудь известия от своего мужа. В мае созрели манго; вороны и грифы, сидя на деревьях, пронзительно каркали целыми днями. Но от мужа по-прежнему не было никаких вестей.
В июне, когда зашумели ливни, загрохотал гром и засверкали молнии, Малуа день и ночь думала о муже и ждала встречи с ним. В июле все готовились к пудже в честь Моноши-дэви, и Малуа казалось, что муж вот-вот появится. Но прошел июль, затем август, и наступил сентябрь. Приближалась Дурга-пуджа, и люди не могли думать ни о чем другом. Но надежды Малуа снова не оправдались, муж не пришел даже к этому большому празднику. Как грустно выглядел в дни Дурги-пуджи их дом, в котором не было гостей.
Когда наступил октябрь, Чандвинод наконец вернулся домой с деньгами, заработанными за год. Он подошел к матери и положил перед ней туго набитый кошелек. Уплатив налог дивану, он вернул себе всю собственность, восстановил свой красивый дом под восьмискатной крышей, обзавелся имуществом и скотом. Но самое главное — он снова был с Малуа, и она рассказывала ему в долгие осенние ночи все, что пережила за время его отсутствия.
Сладки мед и сахар! Сладки воды священной реки! Еще слаще сок кокосового ореха, холодный и освежающий. Сладки радостные дни, наступающие после несчастья. Сладко вновь обрести то, что считал потерянным навсегда. Сладко матери брать на руки своего ребенка, но слаще всего на свете встреча двух любящих после разлуки!
128
По свидетельству Д. Шена, в Бенгалии до установления британской власти существовал налог на женитьбу, который назначался в произвольном размере и мог привести к полному разорению семьи жениха.
129